Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
Элиана слегка пошатнулась в его объятиях, словно деревце, которому внезапно подрубили корни. Ее волосы и лоб скрывал капюшон накидки, но Бернар видел тонко очерченные темные брови, чуть впалые щеки и янтарно-чистые, лихорадочно горящие глаза.
– Оставь меня! – прошептала она. – Позволь мне сказать!
Тон ее голоса был сдавленным, напряженным, и во взгляде сквозило что-то странное; казалось, она охвачена нелегкой внутренней борьбой.
Бернар отпустил женщину, но в следующую секунду вновь бережно прикоснулся
– Почему ты приехала? Что-то случилось дома? С детьми? Элиана перевела дух. Ее плечи были как каменные, и в этот момент он ощутил в ней скрытое сопротивление и какую-то враждебную силу.
– Младшие дети здоровы. Неприятность произошла с Аделью. Она сбежала с тем офицером…
Бернар разом помрачнел и отстранился от жены.
– Когда и как это произошло? – отрывисто произнес он.
Элиана ответила.
– Я явилась, чтобы сообщить тебе об этом, – добавила она, – и… увидеть тебя.
– Спасибо, дорогая. Я сам хотел просить тебя приехать, но побоялся утомлять дорогой. И потом, – он сделал паузу, – признаться, я не был уверен в том, что свидание перед столь долгой и опасной разлукой пойдет нам на пользу. Но теперь я очень рад. Ты поступила правильно. Что касается Адели, – он в сердцах разрубил рукою воздух, – я найду этого проходимца, который посмел играть с честью моей дочери, и вытрясу из него душу! Вряд ли я смогу начать действовать раньше, чем наступит утро, но все же схожу в штаб. А ты поднимайся наверх, в мою комнату.
Тут Бернар внезапно пошатнулся и промолвил: – Голова закружилась. Наверное, выпил лишнего. Прости, у нас тут небольшая пирушка…
Элиане хотелось знать, испытывает ли он смущение или неловкость, но темнота мешала ей разглядеть выражение его лица.
Она не произнесла вертевшиеся на языке слова, а ограничилась тем, что улыбнулась насмешливо и жестко.
Поглощенный мыслями об Адели, Бернар, похоже, ничего не заметил. Он показал Элиане ведущую наверх лестницу, и сам поспешил в штаб.
Женщина не стала задерживаться и направилась в комнату мужа.
Сразу видно, что это жилище Бернара, – почти аскетическая строгость, только самые необходимые вещи, все лежит на своих местах. Элиана бросила взгляд на аккуратно заправленную кровать. Почему все эти годы она была так уверена в том, что он верен ей – и сердцем, и телом, хотя мысли об обстоятельствах, в которых он жил, – бесконечные военные походы и вечера в мужском кругу, где, конечно, находилось место всем этим развлечениям с вином и женщинами, должны были подсказывать ей другое? Элиане не доводилось встречать человека более цельного, чем Бернар; и если сердце его по-прежнему принадлежало ей, но при этом он опустился до измены, значит, что-то в нем раздвоилось.
Женщина сняла накидку и присела на стул, сложив руки на коленях. Она много раз слышала расхожее мнение о том, что «мужчине трудно жить одному» и «природа требует своего». Так
Да, но ведь существуют на свете мужчины – священники, монахи, – отказавшиеся от плотских утех во имя служения другой цели! Разумеется, это удел избранных, но почему в таком случае не могут найтись те, кто способен хранить верность ради того, чтобы не оскорбить чувства – свои и другого человека, чтобы не предать любовь!
Элиана представила, как стали бы смеяться над ее мыслями сослуживцы Бернара, да и знакомые женщины тоже. «Ты похожа на наивную девочку», – сказали бы они.
Элиана никогда не говорила на эту тему с Бернаром, но ей казалось, что он разделяет ее мнение, он – единственный из всех.
Что ж, значит, она ошибалась!
Вскоре Бернар вернулся. Он выглядел удрученным, но более спокойным, чем несколько минут назад.
– Даст Бог, все обойдется. Я займусь поисками с самого утра. Уверен, очень скоро Адель будет с нами. Чем он увлек ее, этот подлец?
– Не знаю. Я только молю, чтобы он пощадил ее невинность.
Бернар наклонился и погладил ее по волосам.
– Не нужно переживать раньше времени, дорогая. Ты, должно быть, устала и проголодалась? Принести тебе поесть?
– Нет, ничего не надо. А разве ты не спустишься вниз, к своим сослуживцам?
Он удивленно улыбнулся.
– Конечно, нет. Что за вопрос? Я хочу побыть с тобой. Расскажи мне о малышах и о Ролане. Очень жаль, что я не смог его проводить.
– Мне тяжело говорить о Ролане, – сказала женщина, и Бернару почудилось, что в ее голосе звучит упрек. – Я не могу представить своего сына на войне. Такой милый, хороший мальчик! Добрый, честный, открытый! Мне кажется, его способно спасти только чудо.
В самом деле, она без ложной скромности могла сказать, что Ролан унаследовал от них обоих все самое лучшее.
– Ты считаешь, в этом есть моя вина? – тихо спросил Бернар. – Я же помню: ты не хотела отдавать его в военную школу.
И Элиана резковато отвечала:
– Нам незачем винить друг друга в том, что случилось или, не дай Бог, случится с нашими детьми. Ты с таким же успехом мог бы упрекнуть меня за поступок Адели – ведь это я воспитывала дочь!
– Ни за что на свете! – промолвил Бернар и взял женщину за руку.
От его прикосновения исходило особое сочувственное тепло, но Элиана вырвала пальцы.
– Что-то не так? – спросил он.
На секунду женщина опустила глаза, а затем посмотрела на мужа в упор, и ее взгляд обжег его горьким непониманием.
– Прежде чем постучать в дверь, я заглянула в окно. Я все видела.
Наступила пауза. Лицо Бернара вспыхнуло, глаза загорелись как угли, а губы дернулись в презрительно-жалкой усмешке. Он отвернулся, отошел в тень, потом вновь приблизился.