Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
– Спасибо, – ответила она – Но я не принимаю важных решений, не посоветовавшись с Бернаром.
– Разумеется, – согласился Максимилиан и прибавил: – Знаешь, я безмерно удивлен: твой супруг прошел все имперские войны и остался жив! Хотя… ведь его ждала та, что способна сделать счастливым любого мужчину! Ты всегда опиралась на человеческие ценности, Элиана, и была права: это единственное, что неподвластно времени. И теперь тебя окружают близкие люди. Ты прожила счастливую жизнь.
Женщина снова улыбнулась. Комплименты в его устах звучали легко и непринужденно. И ей
– Нельзя сказать, что я ее прожила. Мне еще предстоит вырастить детей, а если повезет, то и внуков. Да, я счастлива! – Она вздохнула полной грудью, а потом вдруг замолчала и после прибавила с неожиданной горечью: – Если б только не эти проклятые войны! Ведь глядя на Бернара, я всякий раз должна помнить о том, что, возможно, вижу его в последний раз!
Вскоре они вернулись в зал и разыскали Ролана и Адель. Максимилиан подвел к ним черноволосую девушку с непроницаемо-задумчивым взглядом глубоких темных глаз, облик которой был полон загадочной печали, что не вязалось с юным возрастом. У Элианы создалось впечатление, что она была такой от природы.
– Познакомьтесь: дочь моей супруги Маргарита, – сказал Максимилиан. – А это мадам Флери, Адель и Ролан.
Не успели присутствующие обменяться поклонами, как грянула музыка, и Адель тут же принялась нетерпеливо постукивать по полу атласными башмачками. Девушке не пришлось долго ждать: статный молодой офицер, отвесив церемонный поклон, подал ей руку и увел в центр зала.
Элиана с улыбкой провожала взглядом зардевшееся личико дочери, а Максимилиан обратился с вопросом к стоявшему рядом юноше:
– А вы почему не танцуете, Ролан?
Тот смутился. Теперь ему ничего не оставалось, как пригласить Маргариту. Девушка не произнесла ни слова и не улыбнулась, только слегка кивнула головой в знак согласия.
Когда молодые люди удалились, Элиана заметила:
– Странная девушка!
– Да, – подтвердил Максимилиан – В доме ее не слышно, не видно. Все время молчит и почти не выходит из своей комнаты. Признаться, мне стало немного жаль ее, и я настоял, чтобы она поехала на этот бал. Она нигде не бывает… Софи нашла ей жениха в австрийском посольстве. На мой взгляд, он не слишком хорош, но Маргарите, кажется, все равно.
«А ты не пытался с нею поговорить?» – хотела спросить Элиана, но вместо этого полюбопытствовала:
– Софи в Париже?
– Нет, она уехала в Вену по какому-то делу, – довольно равнодушно ответил Максимилиан, и женщина подумала о том, что, очевидно, супруги мало интересуются жизнью друг друга.
Между тем вечер продолжался. Адель танцевала без отдыха; ее лицо раскраснелось от удовольствия, глаза сияли, как лунные камни, она кокетливо улыбалась молодым людям и хохотала над их шутками.
Ролану, как ни странно, пришлось по душе общество Маргариты; кажется, ему даже удалось ее разговорить.
Элиане не хотелось танцевать. Хотя в моду вновь вошли напудренные парики, шитые золотом бархатные камзолы, шелковые чулки и узкие туфли, это мишурное великолепие мало напоминало женщине дни ее юности.
Возможно, она чувствовала бы себя
Когда она решила ехать домой, Максимилиан лично проводил ее до кареты. Адель и Ролан уже сели в экипаж, а Элиана немного задержалась возле крыльца.
Стало прохладно. Мимо них, вперед по длинной аллее, прошло несколько дам; они кутали обнаженные плечи в роскошные боа и смеялись. Следом спешило трое мужчин в парадных сюртуках и обтянутых черным шелком высоких шляпах. В глубине парка сияли гроздья таинственных огней, в воздухе плыли звуки доносящейся из дворца чарующе-прекрасной музыки.
Максимилиан поцеловал Элиане руку, и ей вдруг показалось, что она так же молода душой, как и четверть века назад.
– Раньше я грезил о счастье, которое ждет меня в будущем, теперь ищу его в прошлом. Я становлюсь сентиментальным. Возможно, это признак надвигающейся старости.
Элиана подняла глаза и заметила, что он смотрит в пространство так, точно видит не сумерки, вуалью ложившиеся на лица, скрывающие предметы в дымке теней, а яркий дневной свет, и женщина поняла, что он смотрит назад, в былое, где, наверное, что-то оставил, какую-то часть себя.
«А ведь мы, и правда, порой остаемся там, частицы нашей души отмирают не вдруг – постепенно, так, как откалываются куски от покрытых известью стен, и мы живем точно тени, призраки, непохожие на самих себя, прежних, – будто персонажи бредового сна. Но замечаем ли мы подобное сами, и видит ли это кто-нибудь со стороны?» – подумала Элиана.
– Все было замечательно, Максимилиан, – промолвила она. – Но мне пора.
И как всегда она сказала ему взглядом то, чего не вымолвили уста. Элиана окончательно прощала его и прощалась с ним. Она навсегда ускользала в свое будущее, и Максимилиан был уверен, что на ее долю выпадет еще немало счастливых дней. А что осталось ему?
Он молча повернулся, чуть согнув плечи, медленно поднялся на крыльцо и исчез в глубине дворца.
А тем временем Софи Клермон сидела в номере отеля, из окон которого открывался вид на улицы благородно-изящной гордячки Вены, окруженной хороводом ослепительно-ярких огней, утопавшей в архитектурном кружеве и опоясанной сверкающей лентой реки.
Она часто бывала здесь, а между тем этот город так и не стал для нее своим; находясь в нем, она чувствовала себя нежданной гостьей, случайно попавшей на чужой праздник. Впрочем, бывало, весь мир казался ей равнодушным, холодным, – возможно, оттого, что все, чем она жила, имело слишком зыбкое основание?
Софи только что проводила за порог своего любовника, молодого австрийского посланника Мальберга, и еще не успела по-настоящему одеться – лишь накинула на слегка озябшие плечи кашемировый капот. За прошедшие годы Софи пережила немало увлечений. После смерти единственного сына они с Максимилианом постепенно отдалились друг от друга, и к настоящему времени их брак практически полностью себя исчерпал. Но они продолжали жить вместе, стремясь соблюсти приличия, и с этой же целью старались скрыть свои похождения на стороне. У них был негласный договор, и это устраивало обоих.