Роза на зимнем ветру
Шрифт:
Соланж первой оборвала тягостное молчание.
– У него был очень острый нож, – сказала она и смолкла.
Дэймона охватило такое сильное чувство гнева, которое он никогда раньше не испытывал. Хотелось уничтожить, убить ту тварь, которая сотворила такое с его нежной, хрупкой Соланж, и то, что тварь эта уже мертва, лишь подогревало его бешенство.
Не сознавая, что делает, он бросил Соланж на постель и стал срывать с нее одежду в поисках проклятых метин. Она со слезами сопротивлялась. Едва различимые давно зажившие шрамы, тем не менее, покрывали
Смуглыми загрубевшими ладонями Дэймон гладил нежную, шелковистую кожу Соланж. Боже мой, как она хрупка, слаба, беззащитна...
Соланж не смела заглянуть в его глаза, боялась увидеть в них отвращение, а потому покорно лежала на мягкой перине, оттягивая тот страшный миг, когда Дэймон прогонит ее прочь. Он ведь не потерпит рядом с собой такого уродства...
Что ж, она найдет пристанище в монастыре, как и замышляла раньше. Укроется где-нибудь в глуши. И пусть он сгорит в аду за то, что прогнал ее, что ценил в ней лишь внешнюю красоту. За то, что разбил ей сердце.
Дэймон вдруг вскочил и пошел к двери. Соланж услышала, как глухо звякнул засов. Она ожидала услышать и скрежет ключа, повернутого в замке, но раздались лишь удалявшиеся шаги.
Дэймон ушел. Он покинул ее. Что ж, прекрасно! Соланж села, оправила измятые юбки. Сейчас она переоденется, соберет вещи и уйдет. И никто не посмеет остановить ее, да никому и не будет до нее дела.
Сейчас, сейчас она встанет и...
Но Соланж продолжала сидеть на постели. В комнате было так тепло и уютно. В окно лился солнечный свет, воздух был пронизан приятным ароматом. Она никак не могла понять, чем пахнет. Кажется, розы... или лаванда? Летний, сладостный запах, совсем неуместный в это зим нее время.
Ее охватила дрема. Соланж решила, что немного отдохнет, прежде чем двинуться в путь. Не станут же вы гонять ее силой! И она легла на постель, подставив лицо солнечным лучам.
Издалека доносились приглушенные женские голоса, добродушные и ласковые. Было что-то мирное, утешающее в этих звуках привычной будничной жизни. Голоса казались знакомыми, и Соланж пыталась понять, кому они принадлежат, но не могла. Негромкие, нежные, и так хорошо сочетались с уютным теплом спальни и ароматом летних цветов...
Должно быть, эти женщины сидят кружком за вышиванием и ведут самый обычный, мирный разговор о пустяках, какой и пристало вести женщинам. О цвете ниток, о подгоревшем пироге, о первых неуклюжих шагах детишек...
Шаги в коридоре вдруг сделались громче, затем замерли. Распахнулась и гулко хлопнула дверь. Дэймон вошел и опустился на колени около кровати, наклонился к Соланж, обвив рукой ее талию. Солнечный свет играл в его черных непричесанных кудрях.
В полудреме Соланж протянула руку и легонько коснулась его волос, пытаясь понять, о чем он думает, что чувствует. Дэймон перехватил ее руку и прижал к губам. Пальцами Соланж ощутила, что лицо его влажно от слез, и это было пусть слабое, но утешение. Если Дэймон плачет, значит, она нужна ему. Если она нужна ему, значит, он ее не прогонит.
– Что ты имела в виду, когда сказала, что тебя обманывали? – глухо спросил он, не глядя на Соланж. Его теплое дыхание щекотало ладонь.
– Отец обещал, что, если я стану женой Редмонда, он окажет тебе всяческую поддержку. Об этом он и сказал мне тем утром, перед свадьбой.
Дэймон крепче сжал ее руку.
? Он сказал также, что если я заупрямлюсь, то он вышвырнет тебя за порог без лошади, без одежды, без оружия... – Соланж глубоко вздохнула. – В тот день надвигалась буря...
– Да, была буря, и я выжил в ней вопреки всему.
– Знаю. Теперь я это знаю.
Она смолкла, не желая продолжать, и Дэймон был этому только рад. Он и так уже услышал довольно. В груди у него бушевала буря.
Так значит, Соланж не хотела покидать его! Она стала женой Редмонда против своей воли, и та ночь перед свадьбой, когда они говорили о своей будущей жизни, вовсе не была ложью! Дэймон никак не мог осознать до конца эту новую истину, что разбила вдребезги все его многолетние обиды. Сейчас он чувствовал лишь одно – безмерное облегчение.
Он радовался тому, что его любовь к Соланж не была глупостью или фантазией сопливого юнца. Долгие годы Дэймон хранил в сердце ее образ, невзирая на ту незаживающую рану, которую якобы нанесла ему Соланж... И лишь теперь стало ясно, что его гнев на Соланж был лишь следствием чудовищной ошибки.
Она покинула его, полагая, что тем самым спасает. Она совсем не хотела, чтобы он страдал. То была жертва, поступок настолько благородный, что и представить себе немыслимо. Дэймона охватило раскаяние. И все-таки прежде всего он чувствовал облегчение. Дэймон пытался бороться с этим эгоистичным чувством, ибо за ним скрывалась черная, бездонная пропасть. Бездна эта грозила поглотить его без остатка, и он не знал, сумеет ли когда-либо подняться из нее к свету.
Соланж не хотела покидать его, но все же покинула. То, что произошло с ней после того, как Дэймон так легко отказался от нее, и создало эту пугающую бездну.
«Возмездие... – вкрадчиво шептала тьма. – Ты должен понести кару за грехи своей гордыни...»
– И все-таки Генри в конце концов послал меня к тебе ? сказал Дэймон. – Может быть, он раскаялся в содеянном.
? Не знаю.
Дэймон поднял голову.
? Он сказал, что каждый год посылал к тебе гонцов, но ты отправляла их прочь.
«О, разумеется, – с грустью подумала Соланж. – Редмонд позаботился и об этом».
? Я не знала, – сказала она вслух. – Мне казалось, что отец... что ему больше нет до меня дела.
? Хотел бы я понять одно. – Дэймон стиснул зубы. ? Хотел бы я понять, как ты могла оставаться женой человека, который проделывал с тобой такие мерзости.
? Я и не осталась его женой, – рассудительно за метила она. – Теперь я с тобой.
– Но ты была с ним до самой его смерти!
– Все это в прошлом. По правде говоря, после того, первого, года в Уэллберне я с ним почти не виделась. Он отправил меня во Францию после того, как я...