Роза прощальных ветров
Шрифт:
– Нет, бабушка меня накормила.
– Тогда иди уроки делать.
Валя ушла на кухню, а Марина открыла балконную дверь, с наслаждением вдохнула свежий уличный воздух. Там, внизу, где-то цвела черемуха – слишком сладко, слишком приторно... Но все равно, от этого запаха на сердце стало легко и радостно. Или это потому, что не надо было больше думать о Николае?..
Прохладный воздух щекотал разгоряченное лицо. Левая сторона слегка саднила... «Ерунда, пройдет!»
Марина подышала еще немного, а потом пошла к дочери.
Та сидела за кухонным столом и прилежно
– Валька...
– Что, мам?
– Валька, так и быть. Я дам тебе денег, и ты сделаешь в салоне стрижку. Какую хочешь. В самом лучшем салоне, у самого лучшего мастера.
Валя ничего не ответила, но щеки у нее порозовели, взгляд начал медленно меняться...
– Ты чего? – засмеялась Марина.
Валя молча обняла ее.
– Мамочка... – наконец ошеломленно выдохнула дочь.
– Да, вот еще что – дядя Коля к нам больше не придет. Я его выгнала. Ну его, правильно?..
– Я не знаю... – пробормотала Валя. – Мам, а про стрижку – ты не передумаешь?
– Нет. Что ты, как можно – я же обещала тебе! – Марина чмокнула ее в макушку. – А хочешь, мы вместе пойдем и подстрижемся? В самом деле, так надоели эти волосы, голова от них устает!..
Пик Монте Роза (4663 м), нависая над долинами Валь Д Айас, Грессоней и Аланья-Валсесия, которые и образуют курорт Монте Роза, часто окутан облаками. Однако во время горнолыжного сезона солнца здесь все же достаточно: благодаря тому, что все склоны обращены к югу. Как добраться: ближайшие аэропорты в Милане и Женеве. С площади Кастелло Сфорцеско (Милан) в Аосту отправляются автобусы. Время в пути – 2 часа...
(Из туристического справочника.)
Сколько он помнил себя, он помнил и ее.
Смутные картинки из прошлого – он, она и чернобровая, крепко сбитая Варька... Сидят в одной общей песочнице, дружно лепят куличи.
Потом – носятся всей компанией по Камышам, играют в «казаки-разбойники» – игру, о которой нынешние эрудированные детки, прилипшие к телевизорам и экранам компьютеров, знать не знают.
В школе, подростком, она ничем не выделялась, хотя у нее были рыжие волосы и глаза с легкой косинкой – но даже и это не привлекало к ней внимания. На Варьку таращились больше – достоинства Варвары Маркеловой горячо обсуждались мальчишками их класса.
Роза.
Ее имя сначала ничего не значило, оно было просто именем. Сочетанием букв, гласных и согласных. Всего лишь словом, обозначавшим, что это именно она и никто другой. Идентификационным номером.
Роза...
Однажды летом, на исходе августа, четырнадцати лет от роду он распахнул окно – и в палисаднике увидел ее. Она сидела на скамейке, подвернув под себя одну ногу, и читала книгу. Лицо отрешенное и ясное – палец машинально накручивает прядь волос.
Солнце, уже не томительно-жаркое, как в июле, светило над ней, отчего рыжеватые волосы Розы казались золотыми, а кожа открытых рук – прозрачной, бледно-кремовой.
Как уже упоминалось, у нее было совершенно
– Роза... – едва слышно произнес он. Она была волшебным цветком, еще нераскрывшимся, но в туго сомкнутых лепестках кремового оттенка можно было угадать ее будущую красоту. Ее имя и ее внешность слились воедино.
Впрочем, и тогда он ничего не понял, и даже само это слово – любовь – не посетило его. Он просто открыл для себя, что девочка (уже девушка!), жившая по соседству, как-то необъяснимо отражает в себе небо, солнце, уходящее лето и что вид ее почему-то вызывает ощущение счастья.
Он так долго смотрел на нее, что Роза, наверное, почувствовала его взгляд, подняла голову и приветливо помахала рукой.
– Сережка, привет! – крикнула она. – Ты Варьку не видел?
Он в ответ отрицательно покачал головой. У Варвары, к тому времени настоящей красотки, уже были какие-то свои, взрослые дела. Ей наскучило играть в «казаки-разбойники» и сидеть в палисаднике с друзьями, обсуждая всякую ерунду.
Потом, уже в школе, он продолжал смотреть на Розу издалека – но опять же не потому, что считал себя влюбленным в нее, а для того, чтобы вновь поймать то ощущение безоблачного счастья, которое было связано только с ней, Розой, и ни с кем больше.
Впрочем, всё в то время вызывало у Сергея хорошее настроение.
В выходные они с отцом ходили на рыбалку, по вечерам чинили старенький «Запорожец», потом ездили на нем в лес по грибы.
Мать, замученная жизнью женщина, никак не проявляла себя, она просто была, и все, а вот отец – другое дело.
Мало у кого были такие отцы, как у Сергея Козырева. Виктор Петрович не пил, не дебоширил, не рубился с дружками в домино, не пропадал из дома, он всегда был рядом. По сути, он был первым и единственным другом Сергея.
С отцом можно было говорить о чем угодно, можно было задать ему любой вопрос – и тот отвечал, не стесняясь и не ленясь. Он все объяснял Сергею – начиная с того, как надо менять колесо на велосипеде, и кончая тем, существует ли бог.
Он помогал Сергею решать математические задачки из вузовского учебника. Он рассказывал о своем детстве. Они вместе ходили в кино и потом взахлеб, перебивая друг друга, обсуждали просмотренные фильмы, придумывая им новые концовки...
Словом, лучше Виктора Петровича не было никого на свете.
Сергей обожал отца – так искренне, так страстно, так преданно, что, наверное, с легкостью умер бы за него, если потребовалось. Впрочем, по здравому размышлению, то же самое Виктор Петрович сделал бы и для своего сына...
Они редко ссорились. Потому что больше всего на свете Сергей боялся огорчить своего отца. Обижаясь, Виктор Петрович на некоторое время переставал говорить с сыном, и это молчание было для Сергея самым страшным наказанием.
Поэтому Сергей старался изо всех сил – учился, вел общественную работу, не курил, не пил, не шлялся со шпаной у железнодорожного переезда и был во всех отношениях образцово-показательным юношей, примером для всех.