Рожден быть опасным
Шрифт:
— Русс, — повторил Клинч и прищелкнул языком.
— Что ты имел в виду, когда говорил про меня… Ну, что я давно покинул мир и давно не появлялся? — полюбопытствовал я.
Клинч кувыркнулся и хитро поинтересовался:
— Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
— Да. Я не понимаю их, — признался я, подумал и добавил: — Я плохо помню о том, кто я такой.
— Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
Восьмиглазик зажмурил семь
— Ты боишься меня? — спросил я.
— Боюсь. Очень боюсь.
— Почему ты опасаешься меня?
— Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
— Почему вы напали на нас? — резко сменил я тему.
— Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
Клинч поклонился и часто-часто замигал глазами.
— Верю, — согласился я.
— Мы не хотели с вами воевать, — признался Клинч.
— Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
— Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
— Да успокоятся, — согласился я. — Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
— Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что «растараш» — это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а «растараш бланкуш» — это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала ксенофобия, от которой мы никак не могли избавиться.
— А зачем тогда такая тьма народу и животные ваши? — поинтересовался я.
— Мы хотим, чтобы все было по-настоящему, чтобы торжественно.
Абориген радовался нашему миру:
— Мы хотим пригласить вас в гости.
Такого поворота событий я не ожидал. Но отказываться не стоило. Этим мы могли обидеть русалкозавров, а кто знает, что они предпримут против обидчиков, даже если их боятся. Может, у них в обычае не прощать отказы от приглашений, и воевать до последней капли крови. Кстати, что-что, а у этих тварей даже кровь может оказаться смертельной. Хотя, если припомнить, Крысобой, который изрешетил восьмиглазика, никак не пострадал, значит, только скаты опасны даже при смерти. Какая, впрочем, разница? Враждовать-то с ними мы не собирались.
— Мы прибудем в гости к вам. Только сначала нам нужно поговорить с нашими товарищами и сообщить им радостную новость, — сказал я, принимая приглашение.
Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.
— Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, — русалкозавр поклонился. — Я покидаю вас.
Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.
Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.
— Как у тебя получилось?! — обрадованно проревел Крысобой. — Молодчага, моя работа!!!
Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.
— Они не хотели воевать с нами, — пропыхтел я.
— Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, — заявил Гвинплей Плант.
— Они не притворялись, — отрезал я.
— Тогда зачем они нападали?
Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.
— Они боятся нас.
— И правильно! — возликовал Гвинплей Плант.
— Нас пригласили в гости, — сообщил я.
Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.
— И чего?
Крысобой выглядел растерянным.
— А я бы не пошел, — засомневался Гвинплей Плант. — Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.
— Нам нужно идти, — озвучил я свое мнение. — Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.
— Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, — твердо сказал Крысобой.
— Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, — засуетился Гвинплей Плант.
— Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, — заявила Музыкантская.
А спорить с ней — дело гнилое.
— Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.
Я оттолкнулся от дна и начал медленно подниматься на поверхность. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.
Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что-то.
В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом.
Глава четвертая
Посидеть за столом с нормальными, хорошими людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях, ни о том, что все люди скоты… Ой, когда же я отсюда выберусь!
Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:
— Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы?! Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать?!
Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся телеведущую.
— Прекратите мне шушукать!!! Немедленно уберите труп!!! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться!!! Что вы меня успокаиваете?! Переложите труп к тем двум мертвякам!!!