Рождение экзекутора. 1 том
Шрифт:
Тепло, уютно и... благостно? Благоговейно... Душа, сознание, вся ее суть соединена с ощущениями Джи.
Император сидит на траве, прислонившись к дереву на зверином острове. Крошка лежит в его объятиях, как в живом кресле: голова откинута Джи на плечо, руки безвольно лежат на его бедрах... Чувствует тепло Джи телом, ладонями и одновременно ощущает себя через его восприятие. Крошка спрятана в коконе его рук, погружена и растворена в его сознании, теле, мыслях. Ее нет. Вокруг только Джи, а от неё осталось мало, совсем мало — только чтобы впитывать его, чувствовать его собой, чувствовать себя сквозь него, через него... Осязает его руками, видит его глазами, живет и ощущает
В этот замерший в безвременье миг счастье абсолютно глубоко и бесконечно.
Его дыхание легким ветерком щекочет шею:
— Ты любишь себя больше, чем своего императора!
Это смешно. Новая волна радости и удовольствия возносит её и качает, как бесплотную паутинку в теплом воздухе...
Но Джи встает, поднимает ее. Невесомо отстраняется и выталкивает ее сознание. Крошка стоит, тяжело прижимаясь к нему, но он бережно направляет ее на песчаную дорожку. Послеобеденное солнце, так и не набрав летней обжигающей силы, понемногу ползет к закату, нежно греет кожу и перебегает праздничными блестками по воде пруда. Сегодня все задания проскочили легко и просто: звери танцевали, бегали и боролись, а дракончик даже пытался летать, ходил по перилам ажурного мостика и немного подрался с тигрой, и Крошка все сделала совершенно самостоятельно! Это было так волшебно — переместиться сразу во всех животных, стать ими и жить в них своей волей, своей душой!
Джи доволен, а день невозможно прекрасен!
— У тебя осталось последнее упражнение на сегодня. Дай мне нож.
Крошка, все еще в дрёме совместного восприятия, достает экзекуторский клинок из ножен на поясе. Джи берет нож, а другой рукой гладит ее по щеке. Она впитывает эту короткую ласку, пытаясь перетечь ему в руку, но Джи разрывает ментальный контакт и легонько отталкивает ее. Она окончательно сосредотачивается в своем теле. Настороженно идет следом за императором к лежащей на короткой траве газона маленькой тигре. Овладевает зверем и огненно-рыжая тигра приветливо мурчит, переворачивается на спину и, играя, хватает мягкими большими лапами Джи за ноги.
— Отпусти игрушку!
Она испуганно слушается. Джи хватает тигру за хвост, вздергивает в воздух и, включив силовое поле, отсекает ножом конец хвоста прямо под своей рукой. Тигра хрипло мявчит, падает и пружинистым комком отскакивает в кусты. Кровь веером разлетается по траве и острыми горящими каплями остается на белом песке дорожки.
Крошка вздрагивает, почувствовав боль зверя, и страх вместе со злостью взрывается холодными щупальцами. Она сжимается от негодования к самой себе: почему она не может управлять собой так же легко, как другими? Пытается заблокировать боль несчастной испуганной тигры, успокоить ее и себя, но Джи снова приказывает:
— Вернись к себе!
Она немедленно выходит из тигры. Джи никогда не приказывает дважды. Это пугает еще больше. Император подходит к раненому зверю, тигрик скалит зубы и утробно ворчит. Джи делает еще шаг, и тигра, боясь и защищаясь, ворчит громче и визгливей: опускает голову, шире открывает пасть и топорщит усы.
— Боль владеет животными, — тихо говорит Джи. Тигра суетливо зализывает хвост, жалобно поскуливая. Потом мягко, как сдувающийся шарик, укладывается на бок и затихает. Кровь пульсирует ослабевающей струйкой. Джи кивком разрешает вылечить живую игрушку. Крошка падает на колени и гладит рукой рану, стимулирует регенерацию, подгоняет клетки и ткани. Под рукой останавливается кровь, проклёвывается и тянется белый зуб позвонка, постепенно оплетается сочно-розовыми волоконцами, зарастает кожей... И вот уже пробивается красно-рыжая шерсть и белой
— Животные боятся боли, и поэтому ими легко управлять, их легко поймать и легко убить. Но человек не животное. Человек может научиться не бояться боли и тогда сможет использовать ее.
Тигра уже здорова. Крошка встает и прогоняет ее в глубину острова: она не хочет, чтобы зверь был тут. Потом выбрасывает отрезанный кончик хвоста в пруд и замечает, что Джи спокойно, но странно наблюдает за ней. Слишком внимательно, слишком пристально. Страх, свернувшийся в незаметный клубочек за сердцем и почти рассосавшийся во время лечения раненой тигры, снова пробуждается.
Его взгляд лишает сил. Страх растет и ядовитой тканью стягивает тело, сбивается клубком в горле, распускает тонкие острые жала. День насмерть испорчен.
Но Джи улыбается, разводит руки, и она с разбега прыгает ему на шею и вместе с императором падает в траву. Душное полотно страха тает. Джи прижимает её к себе, берет за руку, и резкая фантомная боль впивается в кисть, медленно зажевывает руку выше и выше.
— Не кричи, ты не животное, — теплые губы Джи шепчут и ловят её ухо, а крик плотным узлом застревает в горле, перекрывает дыхание. Она не умеет закрываться от фантомов, насылаемых императором. Никто не умеет. Боль раскалённой пиявкой ползет выше, объедает и заглатывает руку. Она не дышит и видит только свою руку, не может вырваться, не может остановить пожирающую её боль. Слезы текут сами. Она уже ничего не видит, бессильно сползает на землю, выскальзывая из рук Джи. Боль кончается, Джи подхватывает ее и целует в мокрые глаза, и она тонет в фантоме восторга. Он снова говорит, но она почти не слышит его.
— Видишь, все не так страшно? Ты научишься. Но пока не поймешь тьму, ты не увидишь света.
Она разлетается воздушными пушинками легчайшей эйфории. Её нет. Боли нет. Тела нет. Она растворяется в блаженной слабости, пытается улыбнуться непослушными губами и никак не может поймать дыхание, но собирает силы и благодарит своего Бога. И, умирая от ужаса, шепчет:
— Ты научишь меня быть человеком?
— Я научу тебя быть экзекутором...
*
— Экзекутор, вставай, труба зовет!
Стив проснулся, раздражаясь — Джи испортил его в инкубаторе! Он с ума сойдет, если каждый сон превратится в посещение архивов!
— Генри, еще раз меня так разбудишь — найду трубу и обломаю её об тебя.
Взглянул на темную сферу крыши — в черном небе никаких признаков рассвета. Левая ладонь тихо ныла, и страх, смешанный с непонятной тоской, таял на задворках памяти.
Стюард, улыбаясь, сервировал завтрак на кабинетном столе. О! Наконец-то, кофе!
— Через полчаса тебе надо быть на построении. Вставай, я тебя причешу. И на, повесь на шею. — Генри протянул прозрачный кристалл ловушки души на черном пластиметовом шнурке.
— Через полчаса?! Мне не нужно пятьдесят минут, чтобы собраться, — Стив забрался с ногами на стул. Взял обеими руками чашку долгожданного кофе, впитывая тепло и обожаемый аромат. — Я б успел и за четверть часа, зато поспал бы еще минут двадцать пять... — отодвинул от себя тонко наскобленное сырое мясо со специями, салат и хлеб — всё тщательно сбалансированное по важным питательным веществам и энергии. — Генри, ну зачем ты всё это натащил? Ты же знаешь, я утром не ем столько! У тебя предохранители перегорели? Мясо! Я год сидел на сыром мясе...