Рождение героев
Шрифт:
Парни снова раскрыли рты.
– Что это? – спросил Дорард.
– Это мех, – объяснил Шенн. – Кожа наксара. Швы пропитаны смолой. Я его надул воздухом и переплыл через реку.
– Надул воздухом?
Дуть с набитым животом было не слишком приятно. Дважды рыгнув, Шенн все же надул мех на глазах изумленных парней и не менее удивленного хозяина и заткнул отверстие пробкой.
– Как ты додумался до такого? – спросил Дорард, ощупывая надутый мех.
– У нас в Руанноре все это умеют, – ответил Шенн. Ольф велел никому не рассказывать о нем, а если станут расспрашивать, что и
– У тебя прекрасный меч. Он тоже в Руанноре выкован?
– Да.
– Почему я никогда не слышал об этом городе? – покрутил головой хозяин. – Город за рекой. Чудно… Как же вы спасаетесь от морронов? Ведь весь Кхинор принадлежит им.
– Значит, не весь, – ответил Шенн. Он улыбнулся, вспоминая приключение у разрушенной башни. – Морроны нас боятся.
– А ортаны к вам приезжают? – спросил Дорард. – Говорят, их ортангиры пересекают Кхинор вдоль и поперек.
– Нет, не приезжают. Но я их видел, когда шел через пустыню, – вино сделало мысли тяжелыми, а язык легким, как перышко. – Они даже хотели меня убить. Сначала взяли в катящийся дом, а потом набросились… Но я убежал!
– Это на них похоже, – проговорил Дорард. – По старым законам ортанам принадлежит все, что они найдут в пустыне.
– И ты один шел через Кхинор? – вытаращил глаза Норлен.
– Шел. А что здесь такого? – весело болтал Шенн, чувствуя, как глаза начинают слипаться. От усталости и набитого битком желудка клонило в сон. – Шел и шел. Пока не пришел. Морроны за мной увязались, но я их… – Он рубанул рукой воздух, едва не упав со скамьи.
Семейство Дорарда изумленно качало головами. Никто из арнов не поверил бы подобным россказням, но чужак пришел оттуда, откуда никто никогда не приходил. И говорил со странным акцентом, и одежда была чужой, и оружие…
Дорард велел сыновьям отнести уснувшего гостя в спальню, а сам вновь взял в руки его меч. Великолепный, сбалансированный клинок с рукоятью, оправленной драгоценными асирами, стоил целое состояние! И он так спокойно отдал его!
Хозяин вышел во двор. Солнце садилось, и приток великой реки лениво отражал его последние лучи. В задумчивости Дорард взял старую железную острогу и положил на колоду. Посмотрел на клинок – и с размаху рассек острогу надвое. Затем вновь осмотрел лезвие – ни зазубрины, ни следа. Вот это сталь! Его собственный меч по сравнению с этим – игрушка. Он вернулся в дом и повесил клинок на место. Чудной гость. Молодой, но держится достойно. Глаза смелые и видывали немало, на щеке заметный шрам. Не говорит, что воин, но путешествует с мечом. Пришел неизвестно откуда, но знает язык арнов и Ринересс. Непростой человек. В этом Дорард ничуть не сомневался.
Шенна никто не будил, и проснулся он поздно, хотя привык вставать с рассветом. Чувство безопасности вкупе с выпитым вином расслабили юношу. В доме было тихо. Шенн надел геды, кем-то заботливо снятые с ног, и вышел в комнату, где вчера обедали. Никого. Куда ж все подевались? Он увидел свой меч и заплечный мешок, висевшие на одном гвозде. Шенн снял их и вышел во двор. И увидел Дорарда. Раздетый по-пояс, коренастый хозяин колол распиленное на куски дерево, а один из сыновей аккуратно складывал поленья вдоль
– Проснулся? – заметил его Дорард. – Зачем вещи взял?
– Мне надо идти дальше. В Шедор, – вспомнил он прозвучавшее вчера название.
– Шедор подождет. Завтра пойдешь. Сегодня оттуда вернется мой брат, и ты сможешь расспросить его о дороге.
– А как идти в Шедор? Есть дорога? – спросил Шенн.
– Река – наша дорога. По земле добираться долго, слишком непроходимые леса.
Шенн еле заметно усмехнулся. Странно слышать о непроходимых лесах.
– Вы плаваете по реке? Как? – спросил он.
– Не на надутых же шкурах! – усмехнулся хозяин. – На лодках.
К полудню Шенн осмотрел весь дом и даже залез на башню. Вид сверху был замечательный: далеко на западе виднелись горы, к северу простирались леса, а на востоке до самого горизонта синела гладь великого Кхина. Река, у которой стоял дом Дорарда, была его притоком и, рассекая лес желтыми отмелями, уходила куда-то вдаль. Как объяснил Норлен, сопровождавший Шенна повсюду, эта река, носящая название Фегнор, несла воды из озера Гнор, на берегу которого и стоял город Шедор.
Сама башня предназначалась для дозора, и семья Дорарда служила дозорными, охранявшими земли Шедора от хелмаров. Хелмары были грозой побережья. Морские разбойники нередко плавали по Кхину и грабили расположенные у берегов селения. Воины одана, призванные охранять побережье, часто не поспевали, и почти безоружные селяне спасались, как только могли. Хелмары были не столь кровожадны, как морроны, о которых в этих местах знали только понаслышке. Они не ели людей, но старались захватить живыми, чтобы использовать как рабов.
– А что такое «раб»? – спросил Шенн. В первый же день он услышал и узнал столько, что голова напоминала бурлящий от новых знаний котел.
– Раб – это живой мертвец. Его жизнь принадлежит хозяину. Он делает всю тяжелую работу, работает от рассвета и дотемна, и ночью не знает покоя. Лучше умереть, чем стать рабом.
– По-моему, лучше убежать, – не согласился Шенн.
– Рабы не могут убежать, – сказал Норлен. – У них нет ни воли, ни желаний. Своей магией хелмары отнимают у них волю…
Еще Шенн узнал, что Шедор – самый южный город Арнира и дальше на юг простираются нехоженые земли, пристанище свободолюбивых мергинов. В дне пути отсюда есть одно из их селений.
– А кто это – мергины? – спросил Шенн. – Кажется, это слово означает «противник».
– Верно, чужеземец, ты неплохо выучил наш язык… Они арны, как и мы, только не желают жить по нашим законам. Они не веруют в трех Сущих и слушают только своих судей и своих вождей. Потому их и называют мергинами…
Брат Дорарда вернулся лишь к концу дня, и поездку решили отложить на утро. Вместе с ним из Шедора приплыла его семья: жена и две уже взрослые дочери. Глядя на них издалека, Шенн принял их за юношей, до того ловко они управлялись с веслами, и лишь длинные волосы с вплетенными в них лентами выдали их пол. Девушки рассматривали Шенна с удивлением, не решаясь заговорить, но выглядели отнюдь не робкими. И та, что помладше, с ясными, как воды великой реки, глазами, решилась заговорить: