Рождение героев

Прусаков Андрей

Тормун прервался и выразительно посмотрел на брата:

– Торвар, принеси мне ее голову. Этого достаточно. И скажи, что я выплачу сотню… нет две сотни асиров тому, кто приведет ее живой! Иди.

Торвар выбежал прочь. Азарт владел им, как никогда. В такой охоте ему еще не приходилось участвовать. Охота в Арнире, охота за человеком, за опасным человеком, которого… которую он может…

– Слушайте волю Тормуна! – сказал он ожидавшим приказа охотникам. Все хартоги, кроме бойцов, стояли вокруг него, слушая слово вождя. – Выступаем немедленно. Тот, кто схватит и доставит Далмиру живой, получит сотню асиров! Мертвой – пятьдесят. Такова воля Тормуна.

Далмира

бежала, пока не выбилась из сил. Она упала на траву и попыталась отдышаться. Рано или поздно хартоги узнают, что она проникла через ворота Ринересса, и станут искать ее всюду. И что ей делать? Она свободна, но здесь, в Арнире, она – преступник. Далмира знала, что хартоги имеют право жить по своим законам, и хранители законов фагиры не вмешиваются в их дела. Это значит, что Тормун может поступить с ней, как с надоевшей вещью – а ведь она и есть вещь, клейменая вещь, – то есть просто уничтожить.

Успокоив дыхание, она попыталась решить, куда двигаться. Кроме Ринересса, есть и другие оданства, но будет ли она там в безопасности, Далмира не знала. Кроме того, все они располагались к северу от Ринересса, а значит, ей пришлось бы возвращаться. Наверно, это неплохой ход, и она обманет охотников, пойдущих по ее следу на юг, но там она будет слишком заметной. Волосы выдадут ее везде!

А может, идти на восток? Там приграничные земли и великий Кхин. От одного из хартогов она слышала, что на востоке и юге живут свободолюбивые мергины. Формально подчиняясь одану, они служат щитом между Ринерессом и морронами, а на юге сдерживают хелмаров, часто атакующих побережье. Тормун никогда не ездит туда – ни за животными, ни за новыми бойцами, значит, это хороший выбор.

Значит, на юг? Далмира вздохнула и поднялась. Для начала надо отойти от Ринересса как можно дальше и не появляться на больших дорогах, куда Тормун наверняка пошлет людей. Уже сутки она ничего не ела, силы девушки таяли. Но идти надо. Надо идти и быть осторожней.

Пробираясь перелеском, Далмира срывала растущие на кустах ягоды и бросала в рот. Кислые и терпкие, они едва заглушали голод, но пить захотелось еще сильней. Далмира вспомнила путешествие с Шенном. Дикарь всегда мог найти съедобное растение или убить небольшого зверя. Но сейчас она одна, помощи ждать неоткуда. У нее есть кинжалы, и хищников она не боится, но охотник из нее никакой. Денег тоже нет и… Далмира едва не заплакала. Ей казалось: весь мир восстает против нее, сжимая невидимые, смертельные объятия. Что делать, что?! Она остановилась, в бессильной ярости вонзив один из кинжалов в дерево. И вспомнила Кинару, перед смертью мечтавшую о свободе. Вспомнила Немого, пожертвовавшего жизнью ради нее… Она выберется, должна выбраться! Ради них, мертвых, но живых в ее памяти. Они смотрели на нее изнутри и молчали, но Далмира знала, что они хотят сказать…

– Я выживу, обещаю вам, – сквозь слезы произнесла она, вытаскивая застрявший в коре кинжал. – Клянусь тебе, Кинара, Тормун не поймает меня!

На следующий день Далмира, усталая и ослабевшая, вышла к селению. Жители с удивлением смотрели на измученную женщину в мужской одежде со странными красными волосами, но в приюте не отказали. Далмиру накормили кашей и дали в дорогу хлеба. Радушные хлебопашцы не приняли в дар предложенный незнакомкой кинжал и, поблагодарив их, девушка спросила дорогу на Ринересс. Поселяне указали ей путь. Далмира пошла, куда показали, но едва деревня исчезла за поворотом, сошла с дороги и двинулась на восток, постепенно сворачивая к югу. Она слышала, что хартоги-охотники способны выслеживать зверя очень долго, они не знают

устали и не станут ее жалеть. Вперед!

Вторую ночь, как и первую, девушка провела под открытым небом. Разделив оставшийся хлеб на три части, Далмира съела один кусок, остальное оставила на завтра. Кто знает, попадется ли ей какое-нибудь селение, а если попадется, будут ли арны столь же добры к беглецу…

Крыши домов показались из-за холма неожиданно, и Далмира замерла, разглядывая раскинувшееся перед ней селение или хеш, как говорили в Арнире. Деревянные дома располагались без какого-то плана, некоторые были обнесены заборами, некоторые нет. На площади с круглым колодцем девушка увидела горстку людей. С холма они казались одинаковыми, как лесные мураши. С другой стороны к селу подступала река, вернее сказать, ручей, еле заметный за кронами деревьев. Далмира решила спуститься к людям.

Поравнявшись с первыми домами, она почувствовала тревогу, но продолжала идти к площади. И увидала хартогов! Трое охотников с луками за спиной разговаривали с местными. Погоня уже здесь! Девушка бросилась бежать и с ужасом услышала пронзительный детский крик:

– Смотри, мама, чужая!

Она с разбега вломилась в заросли, сминая упругие ветви. Кусты не пускали, цепляли за ноги и хлестали по лицу. Кое-как пробившись, Далмира устремилась в лес, ожидая свиста выпущенной в спину стрелы. Бежала, пока хватило сил, затем попыталась успокоиться и не паниковать. Лес густой, им тяжело будет найти ее. На траве почти не остается следов. Мало ли что говорят про охотников-хартогов… Она же не зверь, она умнее!

Вскоре ноги превратились в тяжелые, неподъемные столбы, а в боку нестерпимо закололо от быстрого бега. Далмира упала на траву и лежала, прислушиваясь. Сил двигаться дальше не было. Если они нагонят ее, она станет биться. И если не убьет их, то умрет свободной!

Но преследователи отстали. А может, устроили засаду и ждут где-то впереди? Она не знала этой страны, не знала дорог и не походила на обычную женщину в своей одежде и красными, как луна Игнира, волосами. Ей некому доверять и не у кого просить защиты. Ничего! Она выжила в полном опасностей Кхиноре, выживет и здесь.

К вечеру девушка подошла к постоялому двору. Большое, обнесенное крепким забором, хозяйство располагалось недалеко от перекрестка двух вымощенных камнем дорог. Место было опасное – хартоги наверняка появятся здесь, если уже не сидят внутри дома. Но голод и усталость толкнули ее на риск.

Далмира прислушалась. Во дворе таверны было тихо, лишь из окон слышались голоса подвыпивших мужчин. Далмира уцепилась за край частокола, подтянулась и перелезла во двор. За забором тянулись пристройки с закрытыми на замки дверями, вонявшие навозом стойла для крогов, и большая поленница дров. Прокравшись до угла дома, она выглянула во двор. Никого. Сбоку хлопнула дверь, и какой-то мужчина выплеснул под забор ведро с помоями. Из открытой двери до девушки донеслись сводящие желудок ароматы кухни. Как хочется есть!

Словно почувствовав что-то, мужчина оглянулся и увидел прижавшуюся к стене Далмиру.

– Ты откуда здесь взялась? – спросил он. Темноволосый, средних лет арн был одет просто: суконные штаны и рубашка, да прожженный фартук на поясе. Похоже, он не боялся изможденной девушки с кинжалами в руках.

– Мне нужна еда, – сказала Далмира. – Ты можешь принести еды? Только чтобы никто не видел?

– Ты от кого-то прячешься?

– Да.

– От кого?

Далмира посмотрела на его лицо. Обычное, безбородое и безусое, оно не выражало ни чрезмерного страха, ни чрезмерного удивления. Стоит ли ему доверять?