Рождение мечника
Шрифт:
— У вас такие серьёзные гуаньси! — воскликнул он.
— Ты не обо мне думай, голубчик, а о себе. Поехали к Вон Ханю.
И мы поехали. Китаец почему-то продолжал проявлять поразительное бесстрашие, он не верил в опасность для своей тушки. Это нервировало меня ещё больше. Под конец нашего путешествия в такси я раскалился до той точки кипения, когда здравый смысл окончательно отключается, и на первое место выходят эмоции.
Квартирка у Вон Ханя располагалась в такой жуткой дыре, в таком обшарпанном доме, что даже таксист покачал головой и поцокал языком, выражая недоумение обеспеченными пассажирами, что-то забывшими в этом «забытом духами предков» месте.
Естественно, окружающие трущобы не добавили мне хорошего настроения. Под моими ударами хлипкая деревянная дверь квартирки едва ли не стонала. Но вот на пороге появилась физиономия хозяина — на этот раз степень сходства приближалась к ста процентам. Коротко кивнув Вон Ханю, я не нашёл ничего лучше, чем съездить тому прямым в глаз, а когда бедолага отлетел вглубь небольшого помещения, следом за ним в полёт отправился и мой незадачливый провожатый.
Следующие полчаса ребята летали по крошечной квартирке, пробивая своими головами хлипенькие перегородки. Жалкие их попытки сопротивления гасились в зародыше, а в стенах неизменно образовывались новые дыры, своим разверзшимся зевом дублируя заполошные крики хитрожопых китайцев. Причины у моего поведения были самыми прозаичными: оказалось, русский просто продал своему китайскому «другу» право встречать влиятельного иностранца. Пока бил, я пытался понять, чего в этой сделке больше — китайского практицизма или русской хитрожопости, но так и не пришёл к конкретному ответу.
Появление дырок не осталось незамеченным и соседями, поэтому очень скоро на огонёк прибыла полиция. Если до того я ещё пытался дозировать силу ударов и гасить норовящие вспыхнуть поля первородных энергий, то теперь последние искры разума поглотила разгоревшаяся с новой силой ярость. Влетевшие в помещение полицейские оказались первыми жертвами фламбера. От мощного энергетического удара их раскидало в стороны, да так, что они «собрали» в полёте все хлипенькие перегородки и вылетели со второго этажа дома — каждый со своей стороны света. Энергетический всплеск не остался без последствий и для моих знакомцев. Они скрюченными в позе эмбриона телами застыли на полу, только конвульсивные подёргивания говорили о том, что китайцы ещё живы. Я сплюнул на пол и вышел прочь из разгромленной квартиры.
На улице меня встретила новая пара стражей порядка, но и их постигла судьба предшественников. Эти двое попытались с ходу применить огнестрельное оружие, поэтому получили значительно более серьёзный отпор. На месте полицейской машины с засевшими под её защитой полицейскими образовалась воронка, по которой ещё несколько минут сновали всполохи разрядов. Я ещё раз сплюнул, на этот раз на оплавленный от запредельных температур асфальт, и пошёл по дороге вглубь трущоб. Голова была пуста, в ней жил только звон — этаким отзвуком от применения нечеловеческих способностей.
Следующий час я просто брёл по улице, полностью погрузившись в свои тяжкие думы. Применение собственной энергетики в боевом режиме неожиданно всколыхнуло воспоминания о дочерях Республики. Перед внутренним взором стоял образ Валери — настолько чёткий, что создавалось ощущение: протяни руку, и сможешь её коснуться. Но это была лишь иллюзия, проявление непонятной фоновой работы воспалённого мозга. Иллюзорность образа не мешала ему вызывать в сознании вполне ощутимые процессы. Меня магнитом тянуло к этой яркой, ослепительной, сильной, живой женщине. От силы эмоций сводило скулы — чувства то и дело прорывались в реальность вполне ощутимым зубовным скрежетом. Когда становилось особенно невыносимо, я хватался за рукоять клинка — он удобно лежал в специальных ножнах, притороченных к бедру, под брюками, а рукоять выдавалась под руку, прорвав ткань кармана. Прикосновение к инопланетному материалу немного снимало напряжение, вот только сопровождалось очередным выбросом энергий, так что я то и дело окутывался мерцающим «звёздным» пологом.
Из бездны собственных фантазий, из недр чудовищного психологического срыва, меня вывел голос возникшего из темноты незнакомца. Голос безуспешно обращался ко мне по фамилии, настойчиво требуя подтвердить или опровергнуть мою личность. Я поднял взгляд на замершего передо мной человека. Сознание начало проясняться, образ валькирии отступил, поблек, утратил самостоятельное воздействие на органы чувств. Передо мной стоял очередной китаец, лицо невольно скривилось, как от привкуса лимона. С некоторых пор эти ненормальные начали меня раздражать. Мне было плевать на их культуру, я не собирался к ней приобщаться. Мне нужна была от них конкретика, а не эти вечные политесы и расшаркивания.
— Я Познань, — ответил на чистейшем китайском. — Как вы тут живёте? Мне надо найти мастера, а вместо этого я уже два дня питаюсь какими-то нелепицами. Как вы свою экономику-то построить умудрились? С таким-то подходом?
— У моего народа богатая история, господин Познань. Это подразумевает и богатую культуру. Нельзя просто взять и ударить по рукам. Нужно сначала обо всём договориться. Впрочем, я здесь как раз для того, чтобы помочь в ваших поисках.
— Откуда вы меня знаете и откуда знаете, что именно мне нужно? — задал я вопрос, который следовало задать ещё до начала этого нелепого разговора.
— Люди говорят, — пожал плечами субъект напротив.
— Какие люди?
— Китай — очень населённая страна. У нас сложно утаить что-либо от людей. Всё происходит на глазах у всех, и на глазах у духов предков.
— И эти духи вам нашептали моё имя и мои цели? Не держите меня за идиота, уважаемый господин. Кстати, вы не представились.
— Моё имя не имеет значения. Важно имя того, кому я служу.
— Спецслужбы?
— Нет, что вы! — замахал руками китаец, словно отгоняя слова, чтобы, ни дай бог, не сглазить. — Мой господин представляет… скажем так, простой народ. Простой народ с его развитыми потребностями в справедливости.
— Партия?
— Разве вы не знаете, что партия давно не представляет народ? Она представляет три типа его представителей — людей культуры, людей бизнеса и людей власти. До простых смертных им нет никакого дела.
— Опять эти ваши загадки! Ладно, будем считать, что я услышал от вас всё, что мне нужно, за исключением одного: что нужно вам?
— Вы излишне прямолинейны, господин Познань. Но я готов закрыть на это глаза, зная ваше инородное происхождение. Мой господин просто желает удовлетворить своё любопытство, не более того.
— Любопытство народа сложно удовлетворить, оно поистине неиссякаемо, — пошутил я.
— О! Вы можете изъясняться нормально! — восхитился китаец.
— Если для вас это — нормально, то да, могу. У нас, правда, принято изъясняться более конкретно.
— Культура либо есть, либо её нет, господин Познань.
— И у моего народа её нет? Ладно, проехали. Мне это безразлично. Но вы меня развеселили и отвлекли. Если бы не вы — я бы продолжил делать глупости. Ведите к вашему господину.