Рождение музыканта
Шрифт:
Нет на свете большего счастья и быть не может. Даже несносные хвори, которые ополчались на мальчика каждую зиму, и те нынче отстали. А если и потянутся за барчуком в залу, так где же им, ползучим, за ним угнаться, если сам Мишель едва поспевает со своей скрипкой за Ильёвой ногой?
Когда сидишь среди музыкантов и сам играешь, многое видится по-новому. Что у Ильёвой ноги несносный нрав, это давно известно; что действуют они с Ильей кто в лес, кто по дрова – тоже каждый знает. Но зачем нога музыкантов путает? Илья на пиано мигнет – нога на форте соскочит. Илья четвертушки
Поглощенный этими разногласиями, Илья часом и не заметит междоусобицы в оркестре, а Мишелю все видно. Чуть сбилась какая-нибудь скрипка, он тотчас на виноватую покосится: «Не зевай, зачем госпоже Гармонии расстройство чинишь?..» А то выскочит невпопад какая-нибудь труба, а за ней припустится враль-фагот и мечутся, как угорелые, чтобы пристать обратно к оркестру. Мишель ежится: «Ужо, погодите, задаст вам генерал-бас!..»
А генерал-басу на Мишеля серчать не за что: Мишель равнение держит. Госпожа Гармония тоже не терпит от Мишеля никаких обид.
И если он кого и опасается, то, по правде сказать, вовсе не госпожи Гармонии и не генерал-баса, а Варвары Федоровны. Вот с Варварой Федоровной держи ухо востро. Сохрани бог, не заскочила бы не к месту в диктант пронырливая фита. Смотри, чтобы везде, где следует, протянули лапки запятые. В диктантах у Варвары Федоровны не зевай, в географии и в диалогах тоже! Не то задаст Варвара Федоровна! И Мишель держит равнение во всем.
Сама Варвара Федоровна, сидя с Мишелем у рояля, уже не замечает, что не скупится на умеренные и даже неумеренные похвалы.
– Прекрасно, Мишель, вы можете стать истинным фортепианистом! – Варенька ни на что не намекает и меньше всего на втирушу-скрипку, которая так и прилипает к рукам Мишеля. – Вы будете фортепианистом, Мишель, если будете еще внимательней и прилежней!
– Я постараюсь, Варвара Федоровна, – отвечает Мишель, но отвечает без особого воодушевления. И для этого есть своя немаловажная причина.
На рояле у Варвары Федоровны надо играть только то, что написано в нотах. А вот в оркестре – там Варвары Федоровны нет. И Мишель играет с оркестром все, что знают шмаковские музыканты, но никогда не вторит тому, что играют по нотам соседи. Прескучное дело вторить!
Мишель идет с оркестром рядом и во всем держит с ним согласие, но отыскивает свою тропку. То поведет скрипку повыше других, отступая на такую дистанцию, на которой строго сохраняется общий лад, то спустится с флейтой вниз, но опять так, что согласие со всеми ииструментами остается нерушимым. А музыка становится богаче. Словно ткут музыканты пышный ковер, а Мишель вышивает по нему свой узор. И нет ему ничего дороже, чем эта первая, его собственная тропа в музыке.
Может быть, госпожа Гармония слетает в тот миг с золотого облачка и дивится, как нашел к ней путь этот едва приметный за пюпитром скрипач. Мишель начинает подозревать, что бравый генерал-бас занимается почти тем же самым делом, что и нежная госпожа Гармония. И тропа, по которой пробирается в музыке Мишель, – эта тропа ведет тоже к ней, к Гармонии.
Мишель разыгрывает с музыкантами новый экосез и опять гадает: «А что, если еще сюда свернуть? Ладно ли выйдет?» Свернул – вышло куда как ладно. «А ну-ка, ежели здесь пути поискать?» Поискал – и опять на новую тропку вышел.
И уже не одна у Мишеля в музыке тропа, а бегут они перед ним во все стороны, и нет им конца. Оркестр играет, Мишель со своей скрипкой по собственным тропкам ходит, а госпожа Гармония на золотом облачке перед ним плывет и воздушными перстами манит его все дальше и дальше.
– Да сколько же к тебе, музыка, дорог? Где, госпожа Гармония, твоим богатствам конец?
– Нет моим богатствам ни конца, ни края; звездочеты считали, и те сбились.
Поди разберись! А что, если все музыки переиграть, которые и в Москве, и в Петербурге, и в Париже играют? Сколько лет тогда за пюпитром сидеть? Дядюшка Иван Андреевич сам сказывал, что у него в Петербурге полная комната нот. А если со всего света все ноты собрать да в каждые самому глянуть, – когда успеешь?
Но Мишель странствий не боится. Вырастет, во все музыки спутешествует, а потом в Новоспасское вернется, тогда сообразит, которая к чему.
Однажды, когда при гостях музыканты играли кадриль, Мишель неожиданно для себя оказался на новой, совсем нехоженой тропке. Прислушался, – кажется, эта будет позатейливее прежних. И вдруг хлынул в музыку бестолковый гам.
В залу ворвались новые гостьи-девицы. И кто только их, девиц, выдумал? Мишель, водя смычком, глянул на Илью. Будь бы он первым скрипачом, мигом бы прогнал всех девиц назад, на матушкину половину. Пусть себе перебирают бантики-фантики.
– Ах, девицы, какой тамбур!.. Ах, девицы, quel couleur! [12]
12
Какой цвет!
И так рассердился, что даже тогда, когда танцы возобновились, Мишель долго искал потерянную тропку и никак не мог ее отыскать.
– Так вот ты где? А ну иди, иди, потанцуй!
Мишель опускает смычок и смотрит на батюшку почти с отчаянием.
– Танцуй, танцуй, Мишель! – улыбается Иван Николаевич. – Ангажируй Полю!
Приходится отложить скрипку и покинуть уютное местечко за широкой спиной скрипача Алексея. Мишель берет Полю за руку и, встав с ней среди танцующих, мрачно выделывает постылые па. А оркестр продолжает играть без него, как ни в чем не бывало. По залу несутся в веселом галопе пары.
– Убеги ты, пожалуйста, куда-нибудь, – говорит своей даме Мишель, – и хорошенько спрячься!
– Зачем? – не понимает Поля. – Разве при гостях играют в прятки?
– Не могу же я весь вечер с тобой танцовать! Ты пойми – мне к музыкантам надо!
Но в это время он видит перед собой Наташу, которая терпеливо ждет своей очереди на танец с братом. Ни от кого не может быть столько неприятностей человеку, как от девиц и девчонок. Танцуй с Полей, танцуй с Наташей, а там подрастет Лиза и Машенька, – что же музыке останется? Рожки да ножки!