Рождение науки. Аналитическая морфология, классификационная система, научный метод

Любарский Георгий Юрьевич

Тем самым наука отталкивалась от алхимии, подчеркивала эту свою границу, и в то же время неизбежно находилась в связи с алхимией – как всякое идейное течение, которое старается себя чему-то противопоставить, находится в тесной связи с противопоставляемым: любое «анти-» находится в одной плоскости с «про-». Для возникающей ятромеханической науки было очень важно, какой была алхимия, каким образом там работали и какие обоснования использовали – чтобы быть непохожими. И если бы победили ятрохимики, мы также видели бы сильную связь ятрохимической науки с алхимией, только, видимо, иную по знаку – алхимия чаще бы упоминалась в текстах и среди перечисления качеств объектов чаще бы шли ссылки на алхимические и астрологические аспекты.

Те начатки

классификации, что можно найти у ятрохимиков, не сильно отличались от прочих попыток того времени. Обычно растения делили на деревья, травы и кустарники – почтенная традиция, идущая ещё от Феофраста. По мере увеличения числа растений, которые требовалось различить в одной работе, увеличивалась изощрённость классификации. В этом смысле ведущим был количественный рост. Чем обширнее был некий ботанический сад, чем больше в нём было видов растений (прежде всего лекарственных), тем более дробная система требовалась для описания этих растений (логическая, схоластическая выучка у ятрохимиков была на высоте – все они наследовали схоластике с её изощрённым умением различений).

Постепенно традиция гербалистов – врачей, переписывающих Диоскорида и Плиния с добавлением местных форм – сменяется уже такими авторами, которых относят к «отцам ботаники»: Отто Брунфельс (Otto Brunfels, 1489–1534), Иеронимус Бок (Трагус, Hieronymus Bock, 1498–1554), Леонгард Фукс (Leonhart Fuchs, 1501–1566). Говоря языком не возникших ещё флористики и фаунистики, Брунфельс, Трагус и Фукс начали объединять локальные флоры – попытались свести вместе описания, до того разрозненные.

Характерно, что эпоха гербалистов заканчивается вместе с эпохой алхимии. Каспар Баугин (Caspar Bauhin, 1560–1624) считается последним гербалистом. В его работе (Pinax theatri botanici, 1623 г.) сведены названия растений, приведены синонимы. Что до классификации, то сочинение делится на книги, всего их двенадцать, каждая книга делится на нумерованные секции, а внутри секции – под номерами – названия растений (и их групп). То есть дана не иерархия классов с названиями, а скорее нумерованный список (хотя некоторые группы растений всё же имеют названия, но не все; эти баугиновские названия потом стали названиями родов). Морфологических описаний не приводится.

Алхимия Древнего Китая и классификация растений

Чтобы лучше представить, что же могло быть у Парацельса с системой растений, обратимся к совсем другому региону, где была развита своеобразная алхимическая традиция – к Древнему Китаю. Если мы посмотрим на то, какие аналоги классификации растений можно отыскать в китайской культуре, мы обнаружим древнюю, прочную и очень разветвлённую традицию классификационного знания. Пытаясь понять, что же перед нами, мы обнаружим нехватку слов. Это не привычная родовидовая классификация (Аристотеля): Китай не знал логики, в нем не было родовидовых схем. Можно сказать, что это один из видов «народного знания», некая фолк-таксономия. Однако это не просто язык, это вполне развитая система знания, весьма упорядоченная, устроенная по вполне осознаваемым закономерностям. Это, видимо, система, связанная с фолк-таксономией, выросшая из народного знания, но им не исчерпывающаяся.

Может быть, некоторые аналогии тому, что отыскивается в Китае, дают традиции пифагореизма и неоплатонизма, которые были довольно широко распространены в Европе, расцвели в античности, вновь были вспомнены в Возрождение. Однако в Европе это периферические традиции, а в Китае, напротив, – официальные, принятые, подтверждаемые всем авторитетом традиционной культуры.

Будем называть эту китайскую традицию нумерологией. Это, несомненно, классификация, но не на основе логики, без родов и видов. Нумерология – функциональный аналог классифицирующей традиции, выстроенной на основе логики, аналог той преднауки, которую мы находим в Европе [Духовная культура Китая 2009].

В основе нумерологии лежит особенный вид обобщения – генерализация. Здесь не мыслятся точные классы и ясные границы, работа идет с совокупностями объектов, у которых есть ядро и периферия. Не происходит абстрагирования свойств класса, выделения диагностических признаков и т. п. Вместо этого работают «ключевые примеры», некоторые элементы сообщаются как представители класса и носители его типичных свойств. Часто элементами классов являются математические структуры, но понимаемые символически, а не как точные числа. Классы нумерологии связаны за счет разнообразных символических значений входящих в них чисел, а сами числа довольно сложным образом соотносятся с природными объектами. Наиболее развитые системы были созданы в V–III вв. до н. э. школой моистов. Яснее всего можно представить эти системы, если знать, что у моистов вообще не было идеи формализации, все эти нумерологические и символические процедуры не были формализованы.

Эти нумерологические традиции приходили в упадок, испытывали новый расцвет, у них была весьма сложная история [Tierra, Tierra 1998], но ни разу не появилось чего-либо, напоминающего европейскую логику, а попытки привнести индийскую логику в Китае не прививались. Подлежащее классифицированию разнообразие распределялось по классам этих традиционных нумерологических систем, по большей части опирающихся на «Книгу перемен».

Таким образом классифицировали звезды, музыкальные звуки, так работали с летоисчислением, географией, навигацией и т. п. [Духовная культура Китая 2006]. Поскольку субстрат классификации был единым, общую систему составляли знания протонаучные, философские, религиозные. Специализации знаний и отделения их от религиозно-философского субстрата не происходило. Можно сказать, что все частные классификации носили философский характер. При этом та интуитивная логико-смысловая структура, которая свойственна языку вне зависимости от степени разработки собственно формальной логики, в Китае была такой, что предметы мыслились там континуально, слова подразумевали скорее процессуальную, чем субстанциальную логику. Не было в китайской картине мира и столь привычного разделения на материальную и идеальную части, ведущие философские термины подчеркивали концепт целостности. Ведущими категориями философии Китая были совсем иные понятия, нежели в Европе, не понятия сущности и акцидента, не тождество и противоречие, а инь-ян, явное-скрытое, полное-пустое, такие категории, как ци («пневма»), Дао («Путь»), шэнь («дух»), чэн («подлинность»). В таких философских координатах говорили о мироздании, которое мыслилось как живой организм, где каждый орган подобен целому.

Эта нумерологическая классификация была очень разнообразна, и одно только описание различных цифровых основ заняло бы очень большое место. Но самой известной была пятичленная классификация. Выделяли пять стихий, и живые существа описывались как относящиеся к одной из пяти стихий. В такие классификации реальные животные входили на равных правах с мифологическими. Получались нечто вроде периодической таблицы. Стихии: дерево, огонь, земля, металл, вода; виды живых существ: чешуйчатые, пернатые, гладкокожие, мохнатые, панцирные; главные представители-образцы: дракон, феникс, человек, тигр, черепаха.

Были и другие классификации, связанные с восемью триграммами, то есть основанные на числе 8 или на числе 12. Таким образом, выделяемые роды, классифицированные на 5, 8 или 12 разделов, снова разделялись, иногда на то же основное для классификации число, иногда «с недостачей», от 2 до 5 вложенных классов. Классификационных наборов существовало довольно много: 60 пар знаков двух видов – 10 «небесных стволов» и 12 «земных ветвей»; 64 гексаграммы «И цзина»; 81 число из таблицы умножения; 120 из системы «пяти элементов» – и много промежуточных, добавленных, второстепенных численных нумерологических систем.