Рождение сверхновой

Генрих

— Уйди, животное, не мешай, — разговаривала я всегда нормальным тоном, что поначалу сбивало окружающих с толку.

Кошка, кажется, немного обиделась. Но ночью припёрлась, облизала мне лицо, и я продолжила спать с ней в обнимку. Во сне приходит понимание, вернее, атавистические воспоминания. Понимание касается того, что моя амнезия бесповоротна, память ЮнМи ко мне никогда не вернётся. Но тепло маминых рук, её ласковый голос, уютный запах, всё в форме невнятных обрывков, я вспоминаю. Больше ничего от той девочки ЮнМи не осталось, но и эта малость заставляет меня маленьким щеночком жаться к мамочке.

К вечеру следующего дня Мульча уже особо не обращала внимания на мои регулярные истерики. Только ушами дёргала. На третий день мама и ГаБи, которая у нас, кажется, прописалась, стали перехихикиваться. Меня это не заботило ни капельки, хотя разок я устроила плач Ярославны с рефреном «А-а-а-а, вы надо мной смеётесь!». Жестокая СунОк просекла ситуацию на раз, сориентировавшись на маму и ГаБи. Даже шлёпнула меня разок по заднице, зараза такая. Правда, не сильно.

Утром девчонки разбегались, я не отлипала от мамочки, которая вроде была этим фактом даже счастлива, несмотря на мою плаксивость. ГаБи приходила после обеда, СунОк после ужина. Притащили мне кучу работы, ребята из клуба набрали в кафе полтысячи заказов на мой автограф. Время от времени, со скуки я лепила подписи и надписи.

Мне становилось всё легче и легче. И сама я становилась всё легче. Вот этот факт волновал маму очень серьёзно. Я ничего не ела. Только пила сладкий зелёный чай, влагу надо было восполнять, иначе легко попала бы в режим обезвоживания при такой мощной утечке.

Запретила к себе всех пускать, телефон в руки не брала принципиально. Никого не хочу слышать, а тем более слушать. ГаБи даже ЁнЭ не впустила. Отдала ей копию медицинского заключения, проинструктировала с моих слов и отправила восвояси.

Мама вдруг тревожит меня, упрашивая отпустить. Это сначала домофон тревожит её, затем она меня. Недовольно с виду отваливаюсь от неё, на самом деле, уже надоело бездельничать. И из голодовки пора выходить, а то чувствую себя настоящим корейским айдолом, которого ветром может унести.

Мама выглядывает из прихожей немного смущённая.

— Дочка, там ЧжуВон пришёл. Впускать?

Долго не думаю, киваю, наконец-то развлечение. Это ж не по работе, сейчас повеселимся. Пока додумывалась до того, чтобы привести себя в порядок, пацак уже входит. А пусть… полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит.

ЧжуВон оправдал мои ожидания на двести процентов. Подставился с порога, душка. Входит в комнату с букетом красных роз.

— А-а-а-х! — всплёскиваю я руками, — Смотри, мамочка, какой ЧжуВон-оппа молодец! Я ему всего год говорю, что не люблю розовый цвет, и вот ведь какая невероятная сообразительность. Всего через год он дарит мне не розовые, а красные розы. Это не парень, а просто гений!

— Аньён, ЮнМи, — бурчит оппа и вручает букет.

— Аньён, ЧжуВон-оппа, — забираю букет, чапаю на кухню заниматься цветами, — Ты проходи, садись, я сейчас.

Мама на кухне показывает рукой на лицо, это призыв привести себя в порядок. Да, мама, ты права. Наливаю в стеклянную высокую вазу воду, бросаю большую ложку сахара. Размещаю цветы.

— Мам, он свиные шкурки любит. У нас есть? — это я шёпотом на ушко. Мама делает испуганные глаза: «Нету». Начинает собираться в магазин, я расширяю ей ассортимент. Что-то меня в кулинарию потянуло, хочется что-нибудь из русской кухни изобразить.

Бегу в ванную, надо умыться и причесаться. В ванной глаза фокусируются на тюбике с губной помадой, и рука тянется сама. Привычно жду, что меня сейчас одёрнут и вернут шаловливую конечность на место. Не-а… я свободна! Открываю колпачок, смотрю на себя в зеркало и закрываю колпачок. Нет, какую-то преемственность соблюдать надо, нельзя резко свои привычки менять.

По возвращении, умытая и причёсанная, плюхаюсь в уголок тахты подальше от пацака. С ногами залезаю, я дома, мне можно.

— Обязательно было меня в таком глупом виде выставлять? — мирно любопытствует пацак.

Киваю утвердительно.

— Прости, ЧжуВон-оппа, по-другому никак. Если подставляешься, грех не врезать.

— То есть, мне надо было купить розовые розы? — вредничает ЧжуВон.

— Чтобы огорчить и расстроить меня?

— А так ты огорчила и расстроила меня, — никак не желает сдаваться пацак.

— Не понимаю, почему, — не родился ещё тот пацак, который может меня переиграть в эти игры, — Ты зачем красные розы купил? Чтобы порадовать меня? Так? Так ты порадовал! Понимаешь?

ЧжуВон, подозрительно хмурится, но отвечает утвердительно. И как ответить по-другому? А никак!

— Порадовал красными цветами, которые впервые мне не хочется сразу выкинуть. Этим самым подставился и дал мне возможность поизмываться над тобой. Ещё одна радость, да как бы не больше первой. Ты должен быть счастлив и горд, ты доставил мне двойную радость вместо одной.

ЧжуВон нехотя постигает мою глубокую правоту, но сдаваться не хочет.

— Тогда мне полагается двойная награда, — со значением смотрит на меня.

— За бескорыстные добрые дела награда не полагается, — обойди меня на кривой козе, обойди, меняю тему, — ты есть хочешь?

ЧжуВон на секунду задумывается.

— Планировал тебя в ресторан отвезти, но смотрю ты не в форме. Так что… да, неплохо бы перекусить.

Чапаю на кухню, слабость приходится преодолевать, но мне лучше. В эмоциональном отношении точно. Пока там ещё мама придёт и что-то сделает, я организую легкий перекус. Кисель хорошее дело, и для меня как раз и ЧжуВону интересная экзотика. Плюс легкое печенье. Через пять минут выхожу в гостиную с подносом.

— Угощайся, перебьёшь чувство голода, пока мама не пришла и не приготовила.

— Что это? — ЧжуВон с интересом смотрит на красный желеобразный напиток. Объясняю, в том числе и технику безопасности.

— Ему остыть надо, а то рот обожжёшь. Делай, как я…

За общением кое-что вспоминаю. Я пару дней назад нечто сделала со своей мамой и сначала сама не поняла, что. Пока не вспомнила слова богини. Дар жизни. Как будто я влила в маму какой-то свет из источника во мне. Мне хуже не стало, зато мамочка воспряла. Со следующего дня с ней стало труднее, не могла со мной долго высидеть, энергия стала бить через край. Вот и сейчас, кто бы ей позволил бегать с тяжёлыми сумками по магазинам? Доставка, в конце концов, есть. Но теперь её не удержишь. А что если…