Рождение Таганрога
Шрифт:
– Сколько боеспособных всадников сможем сегодня выставить? Я имею в виду действительно боеспособную часть войска, которая выдержит переход к Таганьему Рогу и сможет вступить в бой? – Пристально смотря в жирненькое лицо Люля Кебаба, спросил он.
– Тысяч шесть коней осталось. – Удивлённый необычным поворотом, ответил толстый генерал. – Пять – пять с половиной тысяч воинов наберём. Ещё полторы тысячи пеших. Только это уже не армия, в полном понимании этого слова, о Светлейший. Среди пеших много больных и раненых.
– Немедленно подготовить боеспособных конников к переходу. – Распорядился Главнокомандующий
С этими словами, он протянул Генералу письменное донесение разведки…
Тут в шатёр Главнокомандующего вошел ординарец Изюм ибн Кишмиш, который, если ВЫ помните, единственный мог войти без доклада. Он принёс бумаги и передал лично в руки Паше большое письмо с сургучной печатью. Коли-руби Паша бережно взял письмо и с почтением приложил сургучную печать ко лбу. Потом, распечатывая его, обратился к Изюм ибн Кишмишу:
– Вы можете быть свободны…
Полный генерал, который уже понял смысл читаемого донесения, едва дождался, когда за адъютантом закинется полог палатки, который служил дверью, как подскочив к Главнокомандующему, заговорческим шёпотом зашипел:
– Мой эфенди (господин), если вы сделаете это, то имя вашего рода прославится в веках! Такой подвиг будут наизусть учить наши дети на уроках истории! Вы повергнете в прах всех своих врагов и завистников…
К сожалению, вынужден констатировать, что выдержка покинула Коли-руби Жги бея. В данном случае североамериканские индейцы просто презрительно плюнули б в его сторону. Лицо Главнокомандующего, его нескромная улыбка в тридцать два зуба, с головой выдала наслаждение лестью генерала. Как сказали бы русские «рожа его расплылась, как блин по сковородке»…
Но эту пословицу Главнокомандующий ещё не знал…
– Идите и готовьтесь! – Распорядился Жги Паша, повелительно указывая на полог палатки не забывая при этом лучезарно сиять радостью. – И никому ни слова! Завтра, ещё до восхода солнца выступаем!..
И откинув ножку вперёд, выставил руку с указательным пальцем вперёд, по направлению к выходу. Другая рука его при этом была заткнута за борт военного мундира, которую стягивали кожаные ремни. (Именно так стоял впоследствии Император Наполеон. Но никого в плагиате МЫ обвинять не будем).
Генерал Кебаб, словно скинув разом лет двадцать, резво-ретиво кинулся выполнять секретное поручение. Его баранье-курдючный зад скрылся за пологом шатра…
Главнокомандующий поудобнее расположился на тахте, стоявшей по другую сторону от столика с фруктами и, поедая сладкий виноград и развернув письмо Императора, углубился в его чтение…
Среди витиевато-восточных пожеланий здоровья ему и всему уважаемому семейству Коли-руби Жги = Паши, пожеланий долгих и безбедных лет жизни, ему предлагали, в случае невыполнения задач, поставленных перед ним, обязательно наточить свой ятаган перед тем, как перерезать себе горло. Если же он предпочтёт повеситься, то советовали получше натереть верёвку душистым Дамасским мылом…
И всё, только потому, что тот позор, который переживает Империя из-за его неумелого руководства, можно смыть только своей кровью. (При прочтении этого,
– «Не так страшен чёрт, как его малюют.» – Подумал Коли-руби Жги Паша.
– «Ничего». – Думалось ему. – «Через два дня и одну ночь я стану самым влиятельным Пашой в Империи. Только бы захватить царя Петра живьём!..»
Азов
Между тем, в самой крепости Азове, обороняющие её, казаки ни сном, ни духом не ведали о, нависшей над ними, опасности. Так же как и обычно, поутру, молодой безусый казак Аристарх Ус вышел на городскую стену, чтобы пострелять зазевавшихся турок-османов, если кто-то из них, потеряв бдительность, окажется в зоне досягаемости его мушкета. Но, к его сожалению, таких не оказалось. Даже мародёры, грабящие трупы своих убитых товарищей уже несколько дней, как прекратили своё бессовестное занятие. Почему, не знаю! Может уже повыворачивали все карманы в шароварах у бравых, убитых злобными казаками товарищей?..
– «Вот басурмане, ишь какие опасливые стали. Чуют, нехристи смертушку свою. Чураются наживы!» – Думал молодой казак Аристарх Ус, любуясь небольшими облачками над синей гладью Азовского моря. Он понимал, что считанные дни, а может и часы, остались до сдачи Азова и гибели обороняющихся. Из – за жары обмелел, а потом и вовсе пересох колодец, из которого защитники крепости брали пресную воду. Уже почти совсем кончился порох. Вчера зарезали последнего коня и поровну разделили на почти двести казаков. Причём их атаман Пафнутий Задериврага произнёс простую «посмертную» речь перед своими соратниками.
– Братове! – Обратился он к казакам: – По всему видать, придётся сгинуть нам, аки нашим товарищам, не пожалевшим живота (жизни) своего. Мы могём ещё трошки продержаться, но чудо не явится. Не откель нам подмоги ждать. Так, что други, предлагаю ночью этой сделать вылазку конечную. Кто через османов прорвётся, тому БОГ велел рассказать, как с честью мы вмерли. Кто на поле бранном останется, тому память и вечная слава!
Тут слово взял убелённый сединами сотник Шпак с длинными обвислыми усами, которые спускались ниже подбородка:
– Погибнуть нам, то не в страх! К тому мы завсегда готовые. Только в стане ворога нашего, кажий Божий день потери идуть. Вони же як скорпиёны в банке сами себя едять. Дык може до последнего, сколько есть мочушки, за стенами отсидимся? Нехай (пусть) басурманы, прежде чем нам со спин ремни нарезать ещё трохи по подыхають?..
Атаман, услышавший одобрительный гул сотоваришей, одобряюще кивнул головой, но всё-таки возразил:
Конец ознакомительного фрагмента.