Рождение Темного Меча
Шрифт:
— Папа, догоняй! — крикнул он и стрелой ринулся вперед.
Волшебник заколебался, не зная, совместимо ли это с его достоинством, потом ухмыльнулся и пожал плечами. В конце концов, волшебник сам еще был молод — ему не исполнилось и тридцати. Подхватив подол длинной рясы, он припустил следом за сыном. Они бегали по поляне, и отец притворялся, будто вот-вот поймает мальчика (но так и не ловил), а Сарьон радостно визжал. Но вскоре волшебник, непривычный к такой энергичной деятельности, запыхался, и догонялки прекратились.
Неподалеку из земли
— Видишь, что я сделал, Сарьон? — спросил волшебник, похлопав ладонью по камню. — Видишь — я придал форму этому камню. Прежде он был для нас бесполезен, а теперь это скамейка, на которой можно посидеть.
Сарьон кивнул. Он внимательно смотрел отцу в лицо.
— Я смог сделать это благодаря силе моей магии. Но иногда мне думается: а здорово было бы, если бы я мог целиком достать этот валун из-под земли и превратить его... превратить... — Волшебник запнулся, потом махнул рукой. — Превратить в домик, такой, чтобы в нем можно было жить вдвоем... только для нас с тобой...
На лицо волшебника набежала тень. Он взглянул в ту сторону, где остался недавно покинутый ими дом. Жена уже встала и сразу же трудолюбиво приступила к утренней молитве.
— Па, а почему ты не сделаешь такой домик? — нетерпеливо спросил ребенок.
Волшебник вновь вернулся мыслями к настоящему. Он улыбнулся — но в улыбке его сквозила горечь. Сарьон заметил ее, но не понял ее смысла.
— О чем это я? — нахмурившись, пробормотал волшебник. — Ах да!
Лицо его прояснилось.
— Я не могу превратить этот камень в домик, сынок. Этим даром Олмина владеют лишь Прон-альбан, маги-ремесленники. Точно так же я не могу и превращать свинец в золото, как это делают Мон-альбан. Я должен пользоваться тем, что дал мне Олмин...
— Тогда мне не очень-то нравится этот Олмин, — дерзко заявил мальчик, уткнувшись взглядом в траву у своих ног, — раз мне он не дал ничего, кроме этих старых башмаков!
Произнося эти слова, Сарьон краем глаза наблюдал за отцом, чтобы проверить, какой эффект произведет это богохульное заявление. Мать сейчас побелела бы от гнева. А волшебник лишь поднес руку ко рту, как если бы пытался скрыть невольную улыбку. Он обнял сына за плечи и привлек к себе.
— Олмин дал тебе величайший из всех даров, — сказал волшебник, — Дар передачи Жизни. Ты, и только ты, можешь собрать Жизнь, магию, заключенную во всем вокруг — и в земле, и в воздухе, — собрать ее в своем теле, сфокусировать и отдать мне или кому-нибудь другому вроде меня, и я смогу воспользоваться ею, дабы увеличить собственные силы. Таков дар Олмина каталистам. Твой дар.
— Чего-то он мне не кажется особенно хорошим, — пробурчал Сарьон, надувшись и попытавшись вывернуться из отцовских объятий.
Волшебник поднял мальчика
— Этот дар достаточно хорош — он сохранился на протяжении многих веков, — строго произнес волшебник, — и помог нам выжить на протяжении этих веков — даже, как говорят, еще в те времена, когда наши предки жили в древнем Темном мире.
— Я знаю, — отозвался мальчик. Он прислонился к отцовской груди и принялся бойко повторять заученный урок, бессознательно подражая при этом отчетливому, холодному голосу матери. — Тогда нас называли фамильярами. Предки использовали нас как вмес... вмест... вместилище, — мальчик с трудом совладал со сложным словом и раскраснелся от напряжения и ощущения победы, — своей энергии. Они делали это, чтобы пламя магии не уничтожило их тел и чтобы враги не могли их обнаружить. Чтобы защитить нас, они создавали для нас личины всяких мелких животных, и так мы вместе трудились, чтобы сохранить магию в мире.
— Совершенно верно. — Волшебник поощрительно погладил сына по голове. — Ты правильно повторил катехизис. Но понимаешь ли ты смысл этих слов?
— Да, — вздохнув, отозвался Сарьон. — Понимаю. Наверное.
Но, произнося эти слова, он нахмурился.
Волшебник осторожно взял мальчика пальцем под подбородок, повернул серьезное личико к себе и заглянул в него.
— Ты понимаешь, и будешь благодарен Олмину, и будешь трудиться, чтобы порадовать его... и меня? — мягко спросил волшебник. Поколебался немного и добавил: — Если ты хочешь порадовать меня, постарайся сделать так, чтобы ты был доволен своей работой, даже если... даже если меня не будет рядом и ты не будешь видеть, что я слежу за тобой и интересуюсь твоими успехами.
— Хорошо, папа, — сказал Сарьон. Он чувствовал в голосе отца затаенную глубокую печаль, и ему очень хотелось его утешить. — Я буду доволен, обещаю. А почему тебя не будет рядом? Куда ты собрался?
— Никуда. Во всяком случае, в ближайшее время, — успокоил его отец, снова улыбнувшись и взъерошив светлые волосы сына. — На самом деле это ты меня оставишь. Но это случится еще не прямо сейчас, так что не горюй. Взгляни-ка...
Он указал на четверых крылатых мужчин. Они летели над деревьями и несли два больших золотых диска. Волшебник встал, пересадив мальчика на валун.
— А теперь побудь здесь, Сарьон. Мне нужно произнести заклинание над семенами...
— Я знаю, что ты собираешься делать! — воскликнул Сарьон. Он встал на камень, чтобы лучше видеть.
Крылатые люди подлетели ближе. Их золотые диски сверкали, словно юные солнца, принесшие земле новый рассвет.
— Давай я помогу тебе! — взмолился мальчик, протягивая руки к отцу. — Давай я передам тебе магию, как это делает мама!
И снова по лицу волшебника пробежала тень — и исчезла почти мгновенно, стоило ему взглянуть на маленького каталиста.