Рожденная для славы
Шрифт:
И тогда он произнес фразу, которую впоследствии повторил в одном из писем — я храню это письмо и часто перечитываю.
— Ваше величество, вы можете от меня отвернуться, но я не отвернусь от вас никогда. Сейчас вы позволяете мне говорить о любви, и этим я силен. Но может настать день, когда вы лишите меня этого права и даже отнимите у меня самое жизнь. Знайте же, что и в этом случае мои чувства к вам останутся неизменными, ибо сама великая королева не в силах заставить мою любовь угаснуть.
От моего гнева не осталось и следа. Он любил меня по-настоящему!
Я сняла с пальца свой любимый перстень с крупным рубином, окруженным бриллиантами, и надела Эссексу на мизинец.
— Теперь мы связаны, — сказала я. — Если вы попадете в беду и вам понадобится моя помощь, пришлите мне этот перстень. Я вспомню наш сегодняшний разговор и ваши слова. Кольцо — знак моей любви. Увидев его, я выручу вас из беды.
Он поцеловал мне руку, а наутро я подписала приговор Лопесу.
Осужденного отвезли на Тайберрнское поле в позорной колеснице. Перед смертью — Лопеса должны были сначала повесить, а затем и четвертовать — он крикнул толпе, что никогда не замышлял дурного против королевы и любит меня так же, как Господа нашего Иисуса Христа.
— Врешь, еврей! — крикнули ему в ответ. — Ты не любишь Иисуса!
И все решили, что лекарь сам косвенно подтвердил свою виновность.
Я же по-прежнему терзалась сомнениями, не веря, что Лопес хотел меня отравить. Если это правда, значит, я ничего не понимаю в людях. Я погрузилась в меланхолию — как всякий раз, когда приходилось казнить человека, чья вина не была полностью доказана.
У Лопеса осталась вдова Сара и пятеро детей. Я приказала, чтобы им оставили имущество казненного, а наследник лекаря впоследствии стал пастором и получил собственный приход.
ИЗМЕННИК
Рэли все еще сидел в Тауэре, и я не торопилась его оттуда выпускать. Моя злость на него не прошла, и я решила: пусть сидит, чтоб другим неповадно было. Эссекс по этому поводу ликовал в открытую. Он ведь тоже провинился передо мной, но своевольная выходка сошла ему с рук, и теперь он пользовался еще большей милостью королевы, чем прежде. Представляю, как бесился в тюрьме Рэли.
Роберт Сесил спросил у меня, не считаю ли я, что Рэли уже достаточно наказан.
— Ведь это не государственное преступление, — увещевал меня он.
— Учтите, мой малыш, — отрезала я, — что при моем дворе нет места безнравственности. И больше со мной на эту тему не разговаривайте.
Заступничество меня не удивило, я знала, что Рэли, извечный соперник Эссекса, принадлежит к партии Сесилов. Естественно, им не хватало столь деятельного и способного сторонника. Ничего, потерпят — освобождать Рэли я пока не собиралась, хотя мне доносили, что заточение он переносит крайне тяжело.
— Должно быть, скучает, бедняжка, по своей подружке Бесс Трогмортон? — съехидничила я.
— Нет, он говорит, что страдает от невозможности видеть ваше величество.
— Красивые слова. Рэли всегда умел красиво изъясняться.
Да и друзей
Например, мне поведали, что, когда я проплывала на барке мимо Тауэра, Рэли видел меня через зарешеченное оконце и весь исстрадался. Друзьям он сказал, что испытал истинно танталову муку. Вскоре он попытался совершить побег, но, разумеется, был схвачен стражей.
— Пусть впредь стерегут получше, — прокомментировала это событие я.
Прошло еще какое-то время, и Роберт Сесил сообщил мне, что получил от Рэли письмо.
— Там говорится о вашем величестве.
— Вот как? — с безразличным видом осведомилась я.
Ваше величество, ни о ком другом он не пишет и не говорит.
— Значит, в тюрьме он с большим уважением относится к монаршей воле, нежели когда находился на свободе?
— Он — мужчина, ваше величество, а мужчинам свойственно поддаваться соблазнам.
Разумеется, Роберт Сесил был прав. Меня бесило другое: все мои воздыхатели утверждали, что живут на свете только ради меня, а сами втихомолку занимались блудом с моими фрейлинами!
Увидев, что я немного смягчилась, Сесил-младший сказал:
— Я бы хотел показать вам это письмо, ваше величество.
Я протянула руку и стала читать.
«Как могу я влачить одинокое существование в темнице, когда она так далека от меня! Я хочу видеть ее ежеминутно — как она скачет верхом, подобно Александру, охотится, подобно Диане, ступает, подобно Венере, и ветерок нежно ласкает ее несравненный лик, колышет золотистые волосы. Она похожа на нимфу. Временами она удаляется в тень и сидит там, похожая на богиню, а на лютне она играет, как сам Орфей. Утратив ее, я лишился всего. Все осталось в прошлом — сладостные вздохи, мечты, желания, грустное томление. Неужто былые воспоминания не могут перевесить одну-единственную злополучную оплошность?»
Славное письмо. Рэли всегда блестяще владел пером и обожал цветистые фразы. Конечно, письмо он написал в расчете, что оно попадет в мои руки. Его дружок Сесил непременно постарается вызволить Рэли из Тауэра, чтобы вместе им было сподручнее бороться с возрастающим влиянием Эссекса. Уолтер Рэли был единственным хоть сколько-нибудь серьезным соперником графа в борьбе за сердечное расположение королевы. Все эти хитрости я видела насквозь, но тон письма мне понравился — вон как Рэли из кожи лезет, лишь бы вернуться ко двору.
Я молча вернула письмо Сесилу.
— Не угодно ли будет вашему величеству хотя бы подумать… — робко начал он.
— Хорошо, — прервала его я. — Ничего не обещаю, но подумать подумаю.
Я продержала Рэли в тюрьме еще два месяца и лишь потом выпустила на свободу, но ко двору вернуться так и не разрешила.
Через некоторое время Бесс Трогмортон стала его женой.
— Давно следовало, — сказала я.
Молодожены уехали в Шерборн, но я знала, что Рэли не терпится вернуться в Лондон. Что ж, когда-нибудь, возможно, ему это будет позволено.