Рожденная водой
Шрифт:
– Ты ведь тоскуешь по нему. Почему никогда не рассказывал мне про дядю?
Отец по-прежнему молчит. Должно быть, шокирован тем, что я знаю про Роба. Он даже не спрашивает, откуда мне это известно. У него взмокла спина, и на потной футболке отпечаталась моя ладонь.
– Это было очень давно, – наконец произносит отец. – Семнадцать лет назад.
– Да. Но одно упоминание о нем выбило тебя из колеи. Значит, не все события можно оставить позади и идти дальше.
Отец поднимает взгляд:
– Ник, я пытался его забыть. Это все, чего я хотел. Забыть его и жить дальше.
– Почему?
– Он… Я… Мы совершали поступки… поступки, о которых стыдно вспоминать. Он был… опасным человеком.
«Шестнадцать лет вранья».
Я вздрагиваю:
– А что с ним стряслось? Я нашла в Интернете старые статьи. Там пишут, что произошел несчастный случай. Ты тоже так считаешь?
– Да. Мы дурачились в воде. И вдруг погода резко изменилась. Хлынул жуткий ливень. Нам с мамой удалось выбраться на берег… а Роб не сумел.
Дурачились. То же говорила и я, рассказывая о происшествии с Гарри. История для любопытных ушей. По сути – вранье.
Может, и отец мне сейчас рассказывает такую же историю? Свою версию прошлого, которая устраивает его больше, чем правда?
«Это был не несчастный случай, а убийство».
Глава 24
Автобус еле ползет по пригородным улицам. По обеим сторонам тянутся магазины и торговые центры. Вот и наша остановка. Выходим с родителями из автобуса, проходим сквозь массивные чугунные ворота. Мы боимся опоздать и идем быстро, насколько позволяет одежда, в которую облачились по случаю церемонии. Отец в костюме, последний раз он надевал его на собеседование, мы с мамой – в черных платьях. Я выпросила у нее черные кожаные туфли на высоком каблуке и уже сама не рада. Они мне жмут, каблуки стучат, словно конские копыта по асфальту. Я бы сейчас согласилась идти босиком!
Другие участники траурной церемонии собрались у дверей часовни. Прежде чем войти, нужно дождаться, пока освободится зал. Сквозь штакетник, по которому вьются чахлые ползучие растения, вижу, как из боковой двери выходят люди. Они провожали кого-то другого, чья жизнь тоже оборвалась в эти жаркие дни. Кто-то из выходящих нагибается и читает карточки, приложенные к венкам.
Нирмала, Шеннон и другие девочки и здесь держатся командой. И Джейк с ними.
Мое появление не остается незамеченным. «Она пришла», – говорят губы покосившейся на меня девчонки, чье имя я все время забываю. Нирмала и Шеннон тут же упираются глазами в землю, показывая, что я здесь лишняя. Но я не собираюсь так легко сдаваться.
Отрываюсь от родителей и пытаюсь присоединиться к команде:
– Привет.
Никто не отвечает.
Возможно, не услышали?
– Привет, – уже громче повторяю я.
Нирмала поднимает голову, но не выдерживает моего взгляда, смотрит вбок, туда, где стоят мои родители. У нее горят щеки, в глазах неестественный блеск.
– Не начинай, Ник, – цедит она. – Нам не о чем с тобой разговаривать.
– Нирмала, я не хотела причинить ей вреда. И воды дала чуть-чуть. Она сама попросила.
– Даже не верится, что у тебя хватило наглости явиться сюда.
– Еще раз тебе говорю: я лишь выполнила просьбу Кристи. Она была моей подругой.
– Не ври! Ты не была ни ее подругой, ни нашей. Тебе вообще здесь нечего делать.
К часовне подъезжает длинный черный автомобиль.
– Нирмала, ты еще не команда. Можешь меня ненавидеть, но тебе не удастся вытолкнуть меня из команды.
– Да ты сама себя вытолкнула, шлюха, когда отправила ту картинку парню Кристи.
У меня земля уходит из-под ног. Гарри показал им мое фото! Результат нашей «игры».
– Если он пересылает картинки, значит ему стало лучше?
Ненавижу себя за этот вопрос, но я не позволю им поливать меня грязью.
– Он в сознании, – отвечает Джейк. – Вчера был у него в больнице. Гарри отдал мне свой мобильник. Сказал, у меня сохраннее будет.
– Все совсем не так, как вы думаете! – выпаливаю я. – Я даже не знала, что они с Кристи встречаются. Я не…
– Закрой рот! – обрывает меня Нирмала. – Хватит оправдываться. Здесь не тусовка. Прояви хоть каплю уважения… Ее уже привезли.
Похоронный автомобиль останавливается у входа в часовню. Участники церемонии заходят внутрь. Девчонки из команды идут, держась за руки. Я остаюсь одна. В раскрытые дверцы машины мне виден гроб. Он стоит на постаменте, окруженный морем цветов. Странно, но он похож на кубок за стеклянной витриной.
Мама берет меня за локоть:
– Идем внутрь. Ты как себя чувствуешь?
– Нормально, – мямлю я.
Родители ведут меня в часовню. Мы садимся на дальнюю скамейку.
Траурная церемония проходит как в тумане. Многие плачут. Распорядитель церемонии говорит, что служба должна стать торжеством жизни, однако его слова кажутся пустыми фразами. Залом управляет горе. Наверное, взрослых и стариков хоронят по-другому, сейчас же на лицах написан откровенный шок. Люди до сих пор не могут поверить, что жизнь Кристи оборвалась так трагически рано.
Я хочу быть со всеми. Хочу скорбеть и оплакивать Кристи. Но мои глаза остаются предательски сухими. Часть меня слушает священника, его стихи и молитвы. Другая часть сжимается от стыда и бурлит от негодования.
Девчонки знают. Вскоре это станет известно всем, кто собрался в зале часовни. Узнают мои родители. Весь город проведает, что я крутила с парнем Кристи. Я шлюха, предавшая ее.
Шлюха. Сука. Отъявленная дрянь.
Отрицать и оправдываться бесполезно. Я ведь действительно послала Гарри свои снимки. Сколько бы я ни объясняла, что Гарри предложил мне поиграть, что я понятия не имела об их отношениях с Кристи, меня не захотят слушать. В чужих глазах я виновна и достойна лишь презрения.
Церемония подходит к концу. И вдруг на скамейке, где сидят участницы команды, происходит нечто странное. Шеннон, переполненная скорбными чувствами, не выдерживает напряжения. Звучит завершающий гимн, но она не в силах стоять и тяжело плюхается на скамейку, наклоняется вперед. Девчонки массируют ей спину и обмахивают лицо.
Священник читает последнюю молитву, и под ее слова вокруг гроба опускается занавес. Прощай, Кристи.
Раздается крик. Шеннон сползает на пол, ее родители бросаются к ней. Еще одна девочка тоже не выдерживает и падает.