Рожденная зимой
Шрифт:
Это будет длинный день, и он намеревался насладиться каждой частью его.
И каждой частью ее…
Пандора спокойно лежала в постели, в то время как Данте мылся в ее ванной. Она должна быть в ужасе от того, как много часов они провели в ее постели. Он изгибал ее в стольких позициях, что их число казалось ей невозможным.
И она полюбила каждую из них.
Он был невероятным… и чрезвычайно гибким.
Она насытилась до уровня, превосходящего все, на что способно самое безудержное воображение. Как правило, пантере нужны дни, чтобы
Но Данте был таким основательным, таким изнуряющим, что она ощущала невероятное чувство покоя.
Кто бы мог подумать, что это возможно?
Она услышала, как выключилась вода. Несколькими секундами позже Данте вернулся в постель с влажными волосами, завивающимися вокруг плеч.
Он был совершенно голый и не смущался этого. Она с благоговением смотрела на его смуглое тело, обильно покрытое короткими черными волосками.
— Чувствуешь себя лучше? — спросила она.
Он одарил ее улыбкой, заставившей ее живот затрепетать.
— Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты присоединилась ко мне в ванной.
Она покраснела. Он сделал предложение, но она отказалась, хотя не могла представить почему. Как будто он не ласкал и не изучал каждый дюйм ее тела последние несколько часов.
Но почему-то мысль принять душ вместе с ним казалась слишком интимной.
Слишком странной.
Он лег рядом с ней и обнял.
Пандора удовлетворенно вздохнула. Это было так приятно — быть в его объятьях.
Только что вокруг ее талии была обвита длинная мужская рука, которая в следующую минуту превратилась в лапу пантеры.
Она с визгом спрыгнула с кровати.
Данте мгновенно вернулся в человеческий облик.
— Что случилось? — спросил он.
— Не превращайся в пантеру рядом со мной, ладно? Это очень сильно пугает меня.
Нахмурившись, он посмотрел на нее.
— Почему?
— Я… Я совершенно не выношу их вида.
Он одарил ее жестким, осуждающим взглядом, заставившим ее гнев погаснуть.
— Ты одна из нас, малышка. Привыкай к этому.
Ее покоробило от этой мысли. Она не относилась к той же категории, что и женщины-Катагария. Они были грубыми и подлыми и не заботились ни о ком, кроме самих себя.
— О нет, я не такая, — сказала она, рыча на него. — Я человек, а не животное, как ты.
Глаза Данте сузились, эти слова не должны были его обидеть и все же, по какой-то непостижимой причине, обидели. Он по-своему старался быть нежным с ней.
И к чему это привело? И что в итоге он имеет?
Ничего, черт возьми, кроме того, что она презирает его за то, чему он может помочь не больше, чем она, будучи человеком.
Нет ничего неправильного в том, чтобы быть Катагарцем. Он гордился своим наследием.
Его род определенно был выше ее. По крайней мере, они не лгали, не мошенничали и не крали без причины.
Скривив губы, он поднялся с кровати, и его одежда мгновенно вернулась.
— Отлично. Счастливо оставаться.
Пандора подпрыгнула, когда он захлопнул дверь.
— Тебе того же! — по-детски закричала она, зная, что он не мог услышать ее.
О чем она вообще волнуется?
Он был зверем. Но, направившись в ванную, она почувствовала, что ей недостает теплого чувства, которое она ощущала, находясь в его объятиях. Сладкого звука ее имени на его губах, когда он занимался с ней любовью.
Того как его язык поглаживал и ублажал ее.
Скрипнув зубами, она выкинула из головы эту картину и пошла в душ. Когда вода потекла, она подумала о брате Данте, который должен был привести к ней Ашерона. Он, должно быть, вместо этого направил к ней Данте.
Как он мог!
Ей следовало бы лучше знать, что нельзя доверять животному. Зачем одному из них помогать ей каким бы то ни было образом?
Злясь на них обоих, и на себя за то, что была так глупа, чтобы довериться им, Пандора отрегулировала воду и начала ожесточенно тереть себя мочалкой.
Вдруг занавес в ванной отлетел. Пандора ахнула, когда она, повернувшись, обнаружила Данте, стоящего там, голубые глаза которого пристально смотрели на нее.
— Ты так и не ответила на мой вопрос.
Она зашипела на него.
— Извини, я принимаю ванну.
— Да, я знаю, и позволю тебе продолжить, как только ты расскажешь мне, почему тебя беспокоят пантеры.
Это было не его дело!
Слезы навернулись ей на глаза, и ее тяжкие испытания за последние две недели вывели ее из равновесия. Ее неустойчивые гормоны ничем не помогали делу, как и тот факт, что все, чего она действительно хотела, это вернуться домой.
Прежде чем она смогла остановить себя, правда излилась в мучительных рыданиях.
— Потому что каждый раз, когда я вижу одного из твоего народа, вы похищаете у меня кого-то, кого я люблю и я ненавижу всех вас за это. Теперь твои сородичи лишили меня моего дома и моей семьи, так что я могу быть либо проституткой для всей стаи, либо рабыней одного из вас.
Данте ощутил странное чувство в груди, когда она начала плакать. Ни разу за более чем три сотни лет он не чувствовал себя таким беспомощным.
Такого желания помочь кому-то.
— И что хуже всего, — сказала она, ее голос надломился, — я знаю, что в действительности я не могу вернуться домой, потому что они просто отправят меня обратно сюда, в стаю Катагарцев, укравших меня. Пантеры забрали у меня все. Даже мою невинность.
Данте выключил воду силой своей мысли, и снял с вешалки полотенце, перед тем как укутать ее.
— Не знаю, о чем я думала, когда убегала, — всхлипнула она. — Ашерон не поможет мне. Почему он должен? И даже если он захочет, что он сможет реально сделать? Темные Охотники не могут вмешиваться в наши дела. Я просто хотела иметь какую-то надежду. Нечто иное, чем то, что предназначалось мне. Я не хочу быть шлюхой пантер. Я просто хочу жить своей собственной жизнью, где никто не ранит или не будет использовать меня. Что в этом неправильного?