Рожденные лихорадкой
Шрифт:
– Безоговорочно.
Владелец Честера отправил их хоронить останки какого-то другого человека, рассчитывая, что они так никогда и не узнают, что где-то осталось гнить тело Келтара, а душа высшего друида утеряна и без должного погребения никогда не сможет переродиться.
Зная Риодана, он просто решил, что спускаться в ущелье и разыскивать во мраке останки – пустая трата его драгоценного времени, и будет гораздо проще подобрать труп в первом попавшемся городе по дороге в Дублин. Раздобыть плед Келтаров ему было совсем не сложно. Весь клан некоторое время жил в клубе этого
– Вы не можете похоронить здесь этого человека, – сказал Кристиан. – Его надо вернуть в Ирландию. Он хочет домой.
Он не имел ни малейшего представления о том, как он выяснил, что тот, кому принадлежало тело, не хочет здесь оставаться. И то, что он хочет быть неподалёку от Дублина, рядом с маленьким коттеджем на берегу пруда, заросшего кувшинками и камышом, там, где летние ночи наполнены музыкальным кваканьем лягушек. Он отчетливо видел его в своем сознании. И его это возмущало. Ему дела не было до последних желаний почивших. Он им не хранитель. И уж тем более не его дело исполнять эти чертовы желания.
Драстен чертыхнулся.
– Если это не он, то где же, тело моего брата?
– Вот и я об этом, – сказал Кристиан.
Глава 3
Железным решеткам души моей не удержать, Всё, что мне нужно – это ты...
Пещера-камера была надежно запечатана неизвестной ему магией, так что ни фейри, ни люди в неё проникнуть не могли.
К счастью, ему эту магию знать не нужно.
Он не фейри и не человек, а один из древних, живших ещё на заре веков. И даже сейчас, когда его истинное имя позабыто, мир считает его сильным, несокрушимым.
Ничто не в состоянии пережить ядерный холокост, кроме тараканов.
Это правда. Однажды ему довелось пережить и его. Удар стал для него немногим больше раздражителя. А последовавшая за ним радиация лишь сделала его ещё сильнее.
Он расчленился, отделил один из сегментов своей сущности и поместил его на пол около двери. Ему невыносимо было становиться букашкой, на которую все норовили наступить. Он завидовал тому, как жили ублюдки, которые при любой возможности норовили его раздавить и оскорбить. Долгое время он надеялся, что тот, кому он служил, даст ему то, чего он так жаждал. Он наблюдал с мучительной завистью за высоким бессмертным несегментированным зверем и мечтал, что тот сделает его подобным себе. Как славно это было бы: вроде и человек, а несокрушим как таракан!
Слишком долго жил он в страхе перед единственным оружием, способным его уничтожить. И если не дано ему стать одним из них, по крайней мере хотелось бы, чтобы это оружие снова было спрятано, утеряно, забыто.
Украсть это оружие у того, кто похитил его из древнего тайника, оказалось невозможно. Он целую вечность пытался. Зверь, который претендует на звание короля, не совершает ошибок.
Но теперь объявился тот, кто, как он верит, может оказаться даже более могущественным чем тот, кому он служил.
Он понял, что что-то изменилось, ещё до того, как, минуя двери, пересек порог, протолкнув свое блестящее коричневое тельце, плоское как бумага, сквозь щель, неразличимую для человеческого глаза.
Сам
Это они букашки, а не он.
Эта миссия была только его. И ничья больше. Но его приучали к сбору информации так долго, что он уже делал это инстинктивно. Охваченный приступом ярости, он позабыл о собственном теле на какой-то миг и по невнимательности застрял задней частью туловища в слишком узкой бороздке с зазубренными краями. В гневе он рванулся вперед, жертвуя задними лапками, и отчасти пропихнул, отчасти протащил себя в помещение. Беззвучно и незаметно.
Тот, кого они называли в своих бумажках Папой Тараканом, уселся и, потирая усики, задумался.
Он готовился к своей опасной затее.
Ему уже доводилось двуличничать, стравливая стороны между собой, но это была его наибольшая уловка. Он проинформировал Риодана о том, что камера под аббатством непроницаема.
Он хотел, чтобы пещера и её обитатель исчезли с радара Риодана.
Этот потенциальный союзник, эта возможность принадлежали только ему одному.
Он мягко зашипел, спешно упал на передние лапки и, терпя неудобства, потащил свой хвостовой отросток к цели, остановившись лишь перед клеткой.
Но клетка оказалась пустой. В ней не хватало двух решеток.
– Позади тебя, – отозвался из тени глубокий голос.
Он испугался и неуклюже обернулся, с шипением вращаясь на своей грудине. Мало кто может разглядеть его. Ещё меньше увидеть в нём нечто большее, нежели досадную неприятность.
– Ты бывал здесь прежде, – Темный Принц растянулся на полу, своими широко распахнутыми крыльями он опирался о стену. – И я видел тебя не единожды в Честере, в компании Риодана. Не удивляйся так сильно, малютка, – сказал он, тихо смеясь. – Тут толком ничего не происходит. Разве что крошка каменная обвалится. И изредка паук продефилирует. Конечно же, я замечаю. Ты не фейри. Но ты сознательное существо. Издай этот звук снова, если я прав.
Таракан зашипел.
– Ты служишь Риодану?
Он снова зашипел, на это раз вкладывая всю скопленную за целую вечность ненависть и злость в этот звук. Всё его маленькое тельце содрогнулось от силы этих эмоций. Даже усики задрожали от выброса ярости, и он, потеряв равновесие, свалился на брюшко, барахтаясь.
Крылатый принц рассмеялся.
– Да, да, я разделяю твои сантименты.
Таракан приподнялся на передних лапках, встряхнулся, а затем застучал по полу одной из уцелевших конечностей, ритмично и призывно.
Тараканы посыпались из-под двери, спеша к нему. Они вскарабкивались друг на друга, пока в конце концов не приняли форму приземистого человека.
Темный принц выжидал, молча наблюдая за тем, как он аккуратно перемещал множество маленьких тел, формируя уши и рот.
– Он приставил тебя следить за мной, – тихо произнес Круус.
– Он думает, что я не в состоянии проникнуть в пещеру, – застрекотала груда блестящих тараканов.
– Ах, – взвесив его слова, ответил принц, – ты хочешь вступить в альянс.