Рожденные в завоеваниях

Фридман Селия С.

Отметив про себя необходимость пересмотреть контракт директора, Затар разрешил ему не ехать. Посыльному, который сопровождал его на Беррос, велели служить притиере гидом. Посыльный определенно расстроился, но ничего не сказал.

«Что может настолько обеспокоить ученых здесь?» — размышлял Затар. Харкур лишил планету всех богатств, за исключением нескольких зданий, что держал для своих удовольствий после того, как перебрался на Жене. Его преемники совсем забросили это место. Что могло пережить тысячелетия, что вселяло в людей такой страх?

Они

сели в воздушный автомобиль и отправились к месту назначения, в охотничий дворец, который Харкур часто посещал до своей смерти в 57 году. Затара он на самом деле не интересовал, как и окружающие его руины. Он начал раскопки только из политических соображений и беспокоила его лишь политика. Затар стал первым браксанским монархом своей планеты и ему требовалось укрепить свой имидж в этой роли, пока две несовместимые вещи — браксан и самодержец — не станут нераздельными в глазах общественности. Лучше всего было провести параллель между Затаром и самым великим из браксинских самодержцев, несравненным Харкуром. Если притиера хотел добиться этой цели, он должен был проявить интерес и уважение к последним упоминаниям о величии Харкура.

Затар отдал бы свое Имя за женщину, происходящую от Харкура, поскольку браксинское сознание с готовностью примет сексуальный союз такого рода, как связь между двумя правящими семьями. Но такой женщины найти не удалось. Харкур принадлежал к простолюдинам; браксаны считали таких людей низшими (сам успех Харкура смущал их) и маловероятно, что какие-то данные о его потомках сохранились после многих лет правления браксанов. Но ведь именно внимание Затара к заботам простолюдинов дало ему контроль над Холдингом. И потому он обратил внимание на руины Берроса и сам вызвался их восстановить.

Воздушный автомобиль замедлил ход и остановился, зависнув примерно в двух футах над полем, заваленном камнями. Невдалеке находился северный дворец — то есть, все, что от него осталось, а осталось немного. Затар с любопытством посмотрел на посыльного, тот испуганно кивнул, показывая на участок земли впереди. Слишком неровная для посадки.

— Часть охотничьего дворца, — поспешно объяснил он. — Похоронена неповрежденной. Мы подумали, что вам следует на нее взглянуть… в том виде, как она есть.

На миг — повинуясь рефлексу браксана, естественному для него, как дыхание — Затар подумал о возможной ловушке. Но вокруг простиралось голое поле и нигде не было видно оружия — Затар проверил заранее — и даже людей, за исключением его самого и этого жалкого курьера. Кроме того, Затар ведь подготовился. Он включил личное силовое поле и ступил из воздушного автомобиля на потрескавшуюся, высохшую землю.

— Куда? — спросил властно.

Посыльный показал на проем недалеко от них, темную дыру, которая вела в узкий проход. Когда-то это была часть здания — очевидно нижние этажи, запечатанные обвалившимися верхними залами, — накопившаяся за столетия грязь облепляла обломки.

— Веди меня! — приказал Затар.

Посыльный достал фонарик из кармана и повел его по петляющему,

все время заворачивающему проходу. Там установили опоры, чтобы поддержать остатки стен, в глубине здания таких опор потребовалось все меньше и меньше. Наконец они добрались до расчищенной археологами лестницы. Она была слегка припорошена пылью и гравием и являлась прекрасным символом отличной работы мастеров и роскоши, что когда-то царила здесь, а также сохранности, которую обеспечил сухой воздух Берроса.

Лестница вела в комнату с высоким потолком, в которую вошел посыльный.

— Обеденный зал, — пояснил он блеющим голосом.

Что может быть такого в этом неплохо сохранившемся месте, что так испугало ученых?

Затар вошел.

И увидел.

Частью браксанской системы является настороженность. «Ожидай от человека самого худшего, — гласит традиция. — И тогда ты не удивишься. Ожидай худшего от мира, и ты никогда не разочаруешься». Это было частью игры, в которую они играли, утонченным и изысканным упражнением, называемым «имидж», который позволял им идти по жизни, никогда и никому не показывая истинных чувств.

И тут система дала сбой.

Медленно, в полном смятении, Затар Великолепный подошел к картине, что висела в противоположном конце обеденного зала. За сотни лет ее поверхность несколько пострадала, но не настолько, чтобы скрыть изображение.

Пораженный, притиера уставился на нее.

Надпись на золотой раме тоже сохранилась. Он смахнул с нее пыль и прочел то, во что просто не мог поверить.

— Невозможно, — пробормотал Затар.

Он отключил свое силовое поле и дотронулся до холста, кусочек краски прилип к его перчатке. Затар смахнул его. Нет, картину даже нельзя перенести в другое место, пока в нее не ввели поддерживающее поле, а для этого потребуется время.

— Сколько человек в курсе этого? — спросил притиера.

— Директор раскопок, археологи, работающие с этим участком, я… Конечно, все дали клятву хранить тайну, лорд.

«Да, — подумал Затар. — Но проблема в том, что есть только одна небольшая группа в истории человечества, которой удалось сохранить секреты, и это — браксаны».

Он посмотрел на посыльного. Имидж Затара разлетелся вдребезги и притиера знал это. Он почувствовал себя нагим оттого, что был просто человеком, существом, что делается беспомощным от удивления, таким, как все. Да, требовалось что-то такого масштаба, чтобы сломать имидж — но он был сломан и этому есть свидетель.

— Мне придется убить тебя, — сказал Затар, будто бы даже извиняясь.

Посыльный явно был в ужасе, но кивнул и упал на колени перед ним. Он ожидал этого — они все ожидали смерти от кайм’эра. Странно было бы, если бы это открытие вызвало другую реакцию, а притиера не мог позволить жить простолюдину, который видел его настолько ошарашенным, уязвимым, пусть даже на мгновение. Поручение директора обернулось смертным приговором.

Курьер ждал.

— Ты мог убежать, — тихо сказал Затар. — Или возразить.