Рожденный для войны
Шрифт:
— Ладно, понял. Тяжёлый случай. Или это я после распада Союза от такой спокойной жизни отвык? Говоришь, здесь нет времени? Дай мне разобраться и всё распланировать, и поехали.
— В любое время. Стоит тебе войти в дверь последнего зала — и ты окажешься в нужном стартовом моменте. Ты принял решение, ты остаёшься, потому нас больше не может здесь быть двое. Прощай, мне пора уходить. Удачи тебе.
— Прощай. И как говорили ещё у меня на срочке: никто — кроме нас!
Глава 4
В начале было слово: песец
Михаил проснулся от дикой головной боли. По краю сознания мелькнула тоскливая мысль: всё как у нормального попаданца, включая непривычные ощущения тела. К сожалению, мучиться вопросами «кто я» и «как здесь оказался», вспоминая летящий на тебя грузовик или хотя бы похмелье от палёной водки — не его случай. Тем более, когда ты точно знаешь причину, включая то самое похмелье, но уже местного тела и от коньяка. Благородный дворянский напиток, блин.
Кстати, тело и в самом деле было… неудобное. Михаил спихнул с себя одеяло, дальше положил на пол орифламу, похожую, оказывается, на средних размеров хоругвь — что-то вроде знамени, где полотнище крепится не к вертикальной палке, а к поперечине крестообразного древка. На красном поле парил золотой сокол. С трудом соображая — каждое движение отдавалось дикой болью в затылке и макушке — вспомнил, как заставить орифламу исчезнуть. Точнее, перейти в призрачное состояние. Вслепую нашарил на столике рядом с кроватью обезболивающее. Какое счастье, что и здесь у него по молодости одни и те же проблемы — как меняется погода и скачет атмосферное давление, то начинает болеть голова, потому анальгетик всегда под рукой. С трудом закинул таблетку в рот и, пролив треть графина с минералкой на себя, смог таблетку запить.
Чародейская медицина оказалась намного лучше самой дорогой прежней химии, буквально через пару минут боль прошла. Так что Михаил смог дотянуться до выключателя. А ничего так местные бояре живут, если всего-то охотничья заимка в глуши леса. Некоторый свежий срач от попойки присутствует в виде бутылок и мусора от закуски, но в целом чистота и порядок, заметна хорошая работа местной службы клининга или как её здесь? Пол из лакированных досок весь мылом вымыт и чем-то ароматным натёрт, постланы дорожки-половички. В углу ближе к окну диван и на круглом переддиванном столе большой хрустальный кувшин с водой, в нём букет из роз и странных больших цветов, напоминающих фиалки. Дорогой ковёр висит над кроватью, имеется прикроватный столик — где и стоял графин с минералкой — из какого-то драгоценного полированного дерева. Михаил такой ерундой не интересовался, пусть и мог это себе позволить, но у него был приятель, буквально фанатевший от разнообразной деревянной мебели: дома сплошная ценность разных пород, так ещё и всем друзьям лекция, чем интересен тот или иной экземпляр. Ага, и стакан в наличии — в темноте не заметил. А ещё на столике перо и чернильница вместе с бумагой и конвертами, сургуч с печатью. Но это точно сейчас ни к чему.
Во втором углу высился платяной шкаф для одежды, а ещё там на внутренней стороне дверцы имелось зеркало в рост. К нему-то Михаил и направился. Ну… в принципе, логично. Это же он сам в семнадцать лет. Те же русые волосы, овальное лицо с оттопыренными ушами, чуть пухловатыми щеками, крупным носом и карими глазами. Спортом в местных учебных заведениях заставляют заниматься не так, как было в поздне-советской школе чисто для галочки, потому худо-бедно мускулатура имелась. Хотя, конечно, массе и габаритам семнадцатилетнего парня сильно далеко до сорокасемилетнего мужика, который не один год работал в том числе и руками на монтаже, а потом год таскал на себе бронежилет и пулемёт. Отсюда и непривычный дискомфорт, и некоторая раскоординация движений. Ладно, пока все спишут на похмелье, а потом Михаил к телу привыкнет.
В шкафу висел в том числе и охотничий комплект куртки и штанов. Не камуфляж, к сожалению, не додумались местные раскрашивать чисто зелёный цвет разными пятнами. Так, они примерно в районе Ярославля, июнь месяц. Солнце уже встало, но за окном ещё раннее утро. Сейчас примерно шесть или семь часов. На ближайший час цепочка событий не изменится. Надо поднимать девчонок, узнать по телевизору новости и покинуть дом.
Стоило выйти в коридор, как на лестнице, которая с первого этажа вела на второй спальный, показался Пахом. Космато-бородатый мужик, смахивающий на лешего, которого засунули в штаны и рубаху. Но заведовал охотничьим домиком он хорошо. И подворье всегда было в порядке, и сам охотник не последний, он всегда отлично знал, где и какая дичь сейчас в каком месте господских угодий. Оленя, под которого Михаил так хорошо вчера заливал свою неудачу вином и коньяком, Пахом, к слову, добывал и коптил своими руками.
— Что такое, боярич? Я думал, вы попозже встанете, я печь ещё не разогревал и завтрак не готов. Вы хорошо себя чувствуете, боярич? Надо чего?
— Не надо. Иди, завтрак приготовь.
— Слушаюсь, боярич.
То ли паранойя взыграла на фоне ближайших новостей, потому что Михаил освоился со своим телом, и даже пришлось гасить накативший ужас от катастрофы. Активность Пахома чем-то не нравилась. Он, конечно, как и вся прислуга, давал клятву, но в нынешней ситуации цена этой клятвы — никакая. Запросто, как придут Воронцовы, всех сдаст. Однако просто так хладнокровно грохнуть постороннего человека, просто как лишнего свидетеля, Михаил не мог. Пускай это и самое разумное. Так что Михаил дождался, пока Пахом уйдёт и убедился, что тот ушёл именно на улицу готовить в летней кухне, и лишь потом затарабанил в дверь комнаты, где ночевали старшие девочки.
На стук выглянула Аня.
— Мишка, ты совсем головой двинулся? Белая горячка после коньяка? Ты на часы смотрел, прежде чем ломиться? К тому же к девушкам в комнату.
Михаил на миг запнулся с ответом. Золотоволосая стройная первая красавица их рода, Анька, несмотря на неполные шестнадцать лет уже имела вполне взрослую фигурку, наброшенный лёгкий халатик это подчёркивал. Не как на девушку Михаил на ней смотрел, его внезапно затопила волна нежности. Как к дочке, которой у него никогда не было. Нет уж, зубами и ногтями драть всех будет, но все девчонки останутся живы.
— Э-э-э, Мишка, ты чего завис? — следом в дверном проёме показалось заспанное лицо Маши.
Вторая кузина была на полгода младше и ещё натуральным подростком. Со временем ещё вытянется и расцветёт, но пока почти плоская грудь и небольшая склонность к полноте. Особенно если добавить Машкину тягу укладывать свои каштановые волосы в короткую стрижку-каре, которая зрительно её полнила ещё сильнее.
— Быстро, включайте телевизор. Мне пришёл сигнал клановой тревоги.
Бесцеремонно отодвинув девушек в сторону, Михаил вошёл, и, переступая через валявшуюся одежду — ага, и пара пустых бутылок из-под вина, которую кузины не успели спрятать — и оказался возле телевизора. Большой деревянный ящик с выпуклой линзой кинескопа. Точно такой же советский телевизор семидесятых годов стоял у деда, потому Михаил ждал схожего изображения. Крупного, слегка нечёткого и немного выцветшего. Но здесь явно добавлялась магия: картинка была хотя и растянутая низкопиксельная, как и положено в старых кинескопных телевизорах, зато цвета нереально яркие и сочные, а ещё фигуры внутри телевизора имели самый настоящий объём.
Понизу изображения бежала текстовая строка «Экстренный выпуск новостей». А с экрана миловидная девушка-диктор в очках вещала:
— Начавшаяся сегодня ночью клановая война между боярскими родами Столешниковых и Воронцовых оказалась абсолютной неожиданностью. Тем не менее, уже сейчас можно уверенно сказать, что нападение было тщательно спланировано. Воронцовы выдвинули свои претензии через Геральдическую палату в три часа сорок пять минут, и уже в четыре часа все поместья Столешниковых были атакованы…