Рожденный очаровывать
Шрифт:
– Не хотите чего-нибудь покрепче? – осведомился бармен.
– Не могу. Я за рулем.
Мальчик широко улыбнулся и добавил в бокал содовой.
– Понадобится что-то еще, дайте знать.
– Обязательно.
Именно в барах и клубах она растрачивала жизнь, и иногда приходилось туда возвращаться. Еще раз убеждаться, что вечно находящаяся под газом или кайфом тусовщица, протащившая себя через немыслимую грязь, ложившаяся под любого мужчину, на секунду привлекшего ее внимание, умерла. Больше ее не существует на свете.
И все же она сильно рисковала. Приглушенный свет, звяканье
В кармане завибрировал сотовый. Она проверила номер звонившего и немедленно ответила:
– Марк!
– Господи, Эйприл, ты так мне нужна...
Эйприл вернулась в коттедж незадолго до полуночи. Раньше в это время веселье только начиналось. Теперь же она хотела только одного: поскорее уснуть. Но, выходя из машины, она услышала доносившуюся с заднего двора музыку. Одинокая гитара и хрипловатый баритон...
Когда ты одна в ночи,
Думаешь ли обо мне, дорогая,
Как я – о тебе?
Голос с годами стал более резким, а придыхание – более отчетливым. Слова срывались с губ с опозданием, словно певец не хотел выпускать их на волю.
Эйприл зашла в коттедж, поставила на стол сумку и несколько секунд не шевелилась, закрыв глаза, прислушиваясь, стараясь сдержаться. Не броситься навстречу мелодии.
Но потом поступила, как всегда, и последовала за музыкой.
Он сидел на берегу пруда. Вместо садового стула с металлическими подлокотниками он притащил сюда кухонный стул с прямой спинкой. В траве стояло блюдце с прилепленной к нему свечой. Рядом лежал блокнот, в котором Джек записывал стихи.
Беби, знай ты,
Какую боль мне причинила,
Лила бы слезы,
Как я – сейчас...
Прошедшие годы куда-то подевались. Он склонился над гитарой... совсем как тогда, проводя по струнам, убеждая, воспламеняя. Огонек свечи отражался в очках, лежавших поверх блокнота. Длинноволосый дикарь, бунтарь-рокер превратился в пожилого государственного мужа. Ей нужно бы... следовало вернуться в коттедж, но музыка неудержимо манила.
Призывала ли ты дождь,
Чтобы больше не знать одиночества?
Прогоняла ли солнце...
Джек увидел ее, но не остановился и продолжал играть для нее, как когда-то. Музыка умащивала ее кожу теплым, исцеляющим благовонным маслом. И когда в темноту поплыл последний аккорд, рука Джека упала на колено.
– Ну как?
Та буйная девчонка, какой она была когда-то, свернулась бы клубочком у его ног и приказала сыграть мелодию еще раз, посоветовала бы отказаться от смены аккорда в конце первого куплета, заметила бы, что в аккомпанементе слышатся отголоски «Хэм-монда БЗ» [28] .
28
Марка электронных органов.
Взрослая женщина небрежно пожала плечами:
– Винтажный Пэтриот.
Более жестокой характеристики она не могла дать. Граничившая с одержимостью страсть Джека искать новые пути в музыке была так же легендарна, как презрение к ленивым рок-идолам, упорно повторявшим старые находки.
– Ты так считаешь?
– Хорошая песня, Джек, и ты это знаешь.
Он наклонился и положил гитару в футляр. Желтоватый отблеск пламени упал на орлиный нос с горбинкой.
– Помнишь, как было раньше? Стоило тебе однажды услышать песню, и ты сразу понимала, хороша она или плоха. Ты разбиралась в моей музыке лучше меня самого.
Эйприл зябко обхватила себя за плечи и уставилась на поверхность пруда.
– Я больше не могу слушать эти песни, они напоминают мне о том, чего давно не существует.
Его голос донесся сквозь тьму, как сигаретный дымок:
– Неужели вся необузданность осталась в прошлом?
– До последней капли. Теперь я скучная лос-анджелесская бизнесвумен.
– Ты не можешь быть скучной, даже если очень постараешься.
Глубочайшая усталость одолела ее.
– Почему ты не в доме?
– Люблю сочинять у воды.
– Это мало похоже на Лазурный Берег. Я слышала, у тебя там дом.
– Помимо всех прочих.
Нет, она больше не выдержит.
Эйприл разжала руки.
– Уходи. Джек. Я не хочу тебя здесь видеть. И не желаю находиться в твоем обществе.
– Подобную отповедь следовало бы адресовать тебе.
– Ты сам о себе позаботишься. – Застарелая обида наконец-то выплыла на поверхность. – Господи, какая злая ирония! Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но ты не брал трубку. Теперь же, когда ты стал последним в мире человеком, который...
– Я не мог, Эйприл. Не мог набраться храбрости поговорить с тобой. Ты отравляла всю мою жизнь.
– Отравляла настолько, что твоя лучшая музыка написана, когда мы были вместе?
– И худшая тоже. – Джек встал. – Помнишь те дни? Я запивал таблетки водкой.
– Ты сидел на «колесах» и до встречи со мной.
– Я тебя не виню. Просто объясняю, что жизнь в аду ревности только усугубляла страсть к саморазрушению. Не важно, с кем бы я ни был, даже с собственными оркестрантами, я продолжал гадать, успела ли ты уже добраться и до них.
Эйприл судорожно сжала кулаки.
– Я любила тебя!
– И еще кучу мужиков. При условии, что они играли рок.
Неправда! Она любила только его... но сейчас не позволит втягивать себя в бессмысленный спор и не станет защищать давно забытые, неуместные сейчас чувства. Кроме того, она не позволитпозорить себя. Счет его побед на сексуальном фронте был так же велик, как ее собственный.
– Я сражаюсь со своими демонами, – признался он, – а на твоих меня не хватит. Помнишь те отвратительные драки? И не только наши. Я избивал фанатов. Фотографов. Сжигал себя заживо.