Рожденный ползать, летать сможет!
Шрифт:
Когда очнулся, рядом с моей кроватью сидел шмель Майор Вихрь. Так, ещё на первом курсе, мы прозвали нашего преподавателя в летном училище. Положив мне лапу на плечо, он спросил: «Как ты себя чувствуешь, сынок?». Я ничего не ответил. Отвернувшись на другой бок, сильно закусил уголок подушки, чтобы не разрыдаться в голос перед тем, над кем мы, как полные кретины, смеялись при каждом удобном случае. Дело в том, что летал майор настолько медленно, что многие вообще не понимали, как он держится в воздухе, да ещё при своем, скажем так, внушительном весе. Отсюда и «вихрь» – издевка мальчишек. Посидев ещё какое—то время он молча встал и ушел, а я так и остался лежать с подушкой в зубах.
Каждую ночь мне снилось, что я падаю в бездну, сильно машу крыльями, чтобы вылететь из этой пропасти, но всё тщетно; удар о землю, и я просыпаюсь на полу рядом с кроватью.
– Какая ужасная история, Джей! – невольно воскликнула Надежда. – Простите, что я так сказала, это непрофессионально, как—то само вырвалось. Я и не думала вас перебивать!
– Всё в порядке, Над, вы помогли мне выйти из этого состояния. Опять начало казаться, что я падаю в эту пропасть.
– Что же было дальше? Если трудно, я пойму, конечно. Как вы себя чувствуете?
– Ничего, бутылка «Хромой тли» помогает мне более или менее спокойно всё это вспоминать. Если наше время не закончилось, я, с вашего позволения, продолжу.
– Я не сдвинусь с места, пока не дослушаю вашу историю до конца! – заверила Надежда.
– Это делает вам честь, – Джей икнул, – Извините. Мало насекомых, готовых слушать россказни пьяного трутня.
– Именно по этой причине, пожалуйста, рассказывайте дальше, и прошу вас, не пропускайте ни малейшей детали! – не отступала божья коровка.
– Дальше – Джей шумно вздохнул, – мне нужно было начинать учиться как—то жить. Физически я восстановился за несколько дней, а вот, психологически не могу излечиться до сих пор. Майя приходила ко мне всего один раз, когда я спал под воздействием снотворного. Думаю, она хотела сама убедиться в моем статусном крахе. Впоследствии я к ней приходил, но об этом расскажу чуть позже. Вы согласны?
– Как вам будет удобно, Джей, не отвлекайтесь, прошу вас, – попросила Надежда.
– С больничной койки я не хотел вставать, несмотря на уговоры врача. Мне хотелось умереть. Я ненавидел свои лапы, мне была невыносима сама мысль, что теперь они – единственное средство передвижения. Хорошей идеей для самоубийства мне показалось выброситься из окна. Последний полет моей жизни станет лучшим завершением моего земного пути. Как оказалось, полет без крыльев длился менее секунды и не принес нужного мне результата. Санитары притащили меня обратно в палату. Как я понял, ещё ни одному насекомому не удавалось свести счеты с жизнью, сиганув со второго этажа. Они рассказывали, что попытки были не только у меня. Док заявила, что не потерпит в свою смену таких выкрутасов. И пообещала в следующий раз, после промывания прямой кишки (до сих пор не понимаю, как бы эта процедура помогла мне), она отправит мою задницу в клинику для душевнобольных богомолов. Я понял, что она не шутит, и попытки свести счеты с жизнью приберег до выписки. Заплатив штраф в размере полмедодоллара за нарушение общественного порядка, я продолжил лечение.
– Я очень рада, что вы не довели свой план до конца, Джей, – выдохнула божья коровка. – А как проходил курс реабилитации?
– Было трудно. На полигоне, проходя полосу препятствия, я, вместо того чтобы перелезть, перепрыгнуть или просто обойти преграду, старался её перелететь. Оборачивалось для меня это неизбежными падениями. Как следствие, ушибы и разбитые колени были моими постоянными спутниками. Разбегаясь и чётко представляя, что нужно сделать, я уже готовился преодолеть препятствие, как вдруг мой мозг в последнюю долю секунды переставал меня слушать, и на смену разуму приходили инстинкты. Всё приходилось начинать заново.
По вечерам из окна палаты я смотрел на луну и думал о том, что мне делать дальше. Как ни старался, на ум ничего не приходило. Смирись, говорил я себе, смирись, Джей.
В день выписки меня встретил только Майор вихрь. Десятки прежних друзей и сотни знакомых из моей прошлой жизни не удостоили меня такой чести. Высшей касте крылатых я был больше не нужен. Нет крыльев, нет и нужного статуса.
Я стоял и смотрел на майора, не говоря ни слова. Не знал, что сказать, только глупо улыбался. Он так же молча смотрел на меня, теребя кончики своих больших седых усов. Думаю, так бы мы и стояли. Но Майор вихрь и в этот раз оказался умнее: «С выпиской тебя, сынок». Я потупил глаза: «Спасибо майор. Что вы тут делаете?». «А ты как думаешь? Собираюсь отвести своего лучшего студента домой», – ответил он. «Это осталось в прошлом» – заметил я. «Всё остается в прошлом, – вздохнул шмель, открывая дверцу машины. – Садись, сынок, пора ехать домой».
Майор вихрь ехал так же медленно, как и летал. Его плавные и медленные движения переключения передач и поворота руля, так раздражавшие раньше, в этот раз казались мне чем—то вроде медитации. Его уверенное спокойствие передавалось и мне. Куда я торопился раньше, почему не замечал всей красоты и магии момента жизни. «Если бы я мог перемотать всё обратно», – тихо сказал я ему. Он повернулся ко мне, умудряясь одновременно смотреть и за дорогой: «И что бы ты тогда сделал?». «Как это, что бы я сделал? – удивился я – Сидел бы в этот вечер дома и остался бы цел». «Так почему не остался?» – спросил он. Я начал злиться, но сдерживал себя: «Вы надо мной издеваетесь, что ли? Я ничего не сделал, потому что не знал, что со мной произойдет». Он повернул налево. Показывая маневр, почему—то не только поворотником, но и лапой: «Об этом я и говорю, сынок. Мы не знаем того, чего мы не знаем. Мы можем полагаться только на прошлый опыт, а приобретается он всеми по—разному. Каждый проходит эту жизнь по—своему». «Не хочу я проходить эту чертову жизнь! – огрызнулся я. – Моё призвание всегда было – полет». «Не в этот раз сынок, не в этот раз, – ответил мне шмель. – Ты думал, что крылья, это привилегия? Хотя многие так думают, дело не только в тебе. Лучше посмотри на меня. По всем параметрам, я не должен был летать. Большой вес и слабые маленькие крылья не лучшие партнеры. Думаю, ты с этим согласишься. Но я не стал мириться с этим и выбирать одно из двух. У нас все в роду были крупные, и все летали. Надо было приложить немало усилий, чтоб научиться летать не хуже других. Помню, падал я чаще, чем поднимался, но с каждой тренировкой мои крылья становились всё сильнее и сильнее. Десять тысяч часов тренировок прошли, пока у меня всё—таки получилось оторвать свою полосатую задницу от земли. Только вдумайся, сынок, в эти цифры: десять тысяч долгих и упорных часов тренировки. Потом и кровью я заслужил место в летном училище. Цена была слишком велика, поэтому мне и в голову не пришло бы относиться к полетам, как к чему—то пустяковому. Когда я сдал все экзамены и окончил летное училище, отец подарил мне золотую монету достоинством десять тысяч медоцентов и сказал: «Сын, один медоцент не стоит ровным счетом ничего, как и один час жизни. Но скопи десять тысяч медоцентов и потрать десять тысяч часов на правильное дело, и ты увидишь, как они превратятся во что—то ценное не только для тебя, но и для окружающих. Сынок, сегодня эту самую золотую монету я решил подарить тебе».
Я не понимал, для чего он всё мне это рассказывает. Майор вихрь довез меня до самого дома. За это короткое время он стал для меня гораздо ближе, чем за все годы учебы. Он крепко пожал мне лапу и, посмотрев прямо в глаза, сказал: «Цени то, что имеешь, сынок, и прекращай попусту тратить часы своей жизни, чтобы по прошествии многих лет они стали для тебя такими же ценными, как эта монета». Я дал ему слово. Он протянул мне свою золотую монету. Я взял и не знал, что ответить. Так он и уехал. Больше мы с ним не встречались.
– Это очень трогательно, Джей, – подала голос божья коровка.
– Черт возьми, мне ничего не оставалось, как только принять из рук этого доброго шмеля такой ценный подарок! – воскликнул Джей. – Только слова его я понял немного иначе. Не теряя времени, в этот же вечер я направился к Майе, чтобы вернуть её обратно.
– Вам удалось с ней всё обсудить? – спросила Надежда.
– Скажем так, нашу встречу я представлял себе иначе.
В ближайшей лавке я купил букет цветов и отправился к Майе. Сердце билось в груди, как отбойный молоток, а живот крутило так сильно, что порой мне было жалко прохожих, идущих позади меня, если вы понимаете, о чем я.
Дом Большого Вилли всегда был тем местом, где собирались по вечерам большие компании. И в этот раз я услышал громкую музыку, доносившуюся из открытых настежь окон. Я долго стоял и смотрел на хорошо знакомую входную дверь, собранную из сотен разноцветных стеклышек. Ещё недавно эта дверь была для меня открыта. Сегодня же она казалась неприступными воротами, которые, кроме как тараном, больше ничем не пробьешь. Соблазн повернуть обратно становился всё сильнее и сильнее. Ждать больше было нельзя, и я нажал на кнопку звонка.