Рожденный править
Шрифт:
– Ты утверждаешь, что если я промолчу, то лишусь своей должности?
– Никто этого не хочет, Джош, – покачал головой Хилл. – Ты оказываешь на людей слишком магическое воздействие, они готовы поддержать любое твое начинание. Законодательное собрание гораздо охотнее станет действовать заодно с тобой, чем против тебя. Единственное условие – ты должен играть с ними в одни ворота.
– Но, по опросам общественного мнения, моя популярность ничуть не уменьшилась, – устало возразил Беллоуз. – А что, если я заставлю их выложить на стол свои карты? Пускай заткнутся или
– Ты проиграешь, – без колебаний ответил Хилл. – Твоя популярность в значительной мере основана на моих утечках информации. Время от времени я пускаю утку о том, что мы собираем силы и готовимся вновь заявить о себе Галактике. Когда люди поймут, что это сплошной блеф, то все будет кончено. Тебе лишь останется дождаться первого заседания Законодательного собрания, на котором тебя вышвырнут без долгих слов.
Беллоуз отпустил Хилла на час – у него была запланирована официальная встреча, – затем вновь вызвал к себе своего упрямого советника.
– С чего бы ты начал? – без обиняков спросил он.
– Ну, – улыбнулся Хилл, – похоже, кто-то еще сказал тебе то же самое.
– Это мое дело, – оборвал его Беллоуз. – Твое дело – предложить последовательность действий.
Хилл усмехнулся.
– Похоже, тебе надо все разжевать? Ладно, Джош, начало можно сделать вполне бескровным: отказаться от галактического К и перевести все райдеры на земной язык.
– Да ты с ума сошел! – взорвался Беллоуз. – Ты отдаешь себе отчет в том, что случится с нашей торговлей? А с дипломатией?! Ведь никто не сможет понять ни слова!
– Научатся, – лениво протянул Хилл. – А еще лучше, запрети людям говорить на галактическом. Заставь врага играть на нашем поле. Мы остаемся самой могущественной в военном и экономическом отношении расой в Галактике; рано или поздно собственные интересы заставят чужаков уступить.
– Но до этого момента люди не смогут ни с кем общаться.
– И сколько, по-твоему, потребуется времени? – язвительно осведомился Хилл. – Более двух тысяч планет зависят от наших лекарств и почти десять тысяч нуждаются в нашем продовольствии. Может, кто-то и заупрямится, но эти двенадцать тысяч выучат земной язык за месяц, поверь! И не забывай, отказ от галактического языка носит прежде всего символический характер, это способ заявить о себе.
– Не годится, – покачал головой Беллоуз. – Это вызовет слишком большие потрясения, убьет половину метанодышащих, когда они попытаются общаться с нами на нашем языке, и будь я проклят, если ради символического жеста лишу жизненно необходимых лекарств миллионы живых существ.
Хилл глубоко вздохнул.
– Ну хорошо. Если ты не хочешь заполучить все сразу, то давай начнем с самой крупной рыбы.
– А именно?
– Канфор VI и VII.
– Ты всерьез предлагаешь объявить войну канфоритам? – изумленно спросил Беллоуз. – Уничтожить их только для того, чтобы заслужить благосклонность Законодательного собрания?
– Да, но с оговорками.
– Приятно слышать. А то я уж решил, что ты не знаешь этого слова.
– Когда дело касается физического и политического выживания,
– Тогда о чем же идет речь?
– Я предлагаю отразить нападение Канфора на Делурос VIII, – мягко ответил Хилл. – Ты ведь не станешь возражать, если мы решим дать отпор агрессору?
– Разумеется, нет. Однако едва ли они жаждут войны больше, чем мы сами.
– Жаль, что я не обладаю твоей внешностью и твоим удивительным голосом, Джош, – улыбнулся советник. – Меня бы обожествили еще при жизни.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что я непроходимый тупица? – сухо спросил Беллоуз.
– Верно. Но я тебя вовсе не упрекаю. Ты ведь для того и держишь меня, чтобы я время от времени говорил тебе подобные вещи.
– Не знаю, для чего я держу тебя, но уж, во всяком случае, не для того, чтобы объявлять войны от моего имени. – Беллоуз поднялся. – Считай эту тему закрытой.
Хилл улыбнулся и, ни слова не говоря, вышел из кабинета правителя Делуроса. В приемной его поджидали два помощника.
– Ну как? – спросил один. – Удачно?
Хилл покачал головой.
– Он не отдает себе отчета, в каком опасном положении находится. Врожденная гуманность не позволяет ему перейти к решительным действиям и тем самым спасти собственную шкуру. – Он прикрыл глаза. – Боже, убереги нас от благородных правителей!
– Что же дальше? – спросил другой помощник.
– Не знаю, – Хилл пригладил жалкие остатки шевелюры. – Но ради Человека и ради Джоша мы должны что-то предпринять. Проблема в том, что у Беллоуза наверняка хватит решимости отменить мои распоряжения.
– Но тогда его вышвырнут и выберут вас. Не так уж плохо.
– Можешь мне не верить, – Хилл посмотрел в глаза помощнику, – но для меня важны не только практические соображения. Да, я знаю, что нужно предпринять, но многим может не понравиться мой план. Нам необходим именно такой человек, как Джош Беллоуз, человек, способный убедить людей не только в необходимости действий, но и в их нравственности. Если Джош заявит, что нужно уничтожить двадцать разумных рас, никто не усомнится в правильности такого решения. Если же это сделаю я, то меня тут же объявят маньяком, обезумевшим от власти. Народу нужен человек, которого можно любить, уважать и даже обожествлять. Джош – идеальная в этом отношении фигура. И только он способен сдвинуть дело с мертвой точки.
– Вам не приходило в голову, что Беллоуз пользуется такой любовью именно потому, что многое из того, что вам кажется само собой разумеющимся, для него просто немыслимо?
– Приходило, – улыбнулся Хилл. – Знаете, ход истории меняют такие бесчестные пройдохи, как я, но публика принимает эти перемены благодаря таким, как Джош.
– И все же что дальше?
– Думаю, нет никакого смысла продолжать убеждать Джоша начать активные действия. Несмотря на всю свою старомодную щепетильность, он не так уж и глуп и не позволит вовлечь себя в сомнительную авантюру. Поэтому займемся пока подготовительной работой.