Рождественская песенка
Шрифт:
Весь вечер моросил дождь, то и дело заходили покупатели и стряхивали мокрые шляпы на лакированные рояли. Клара обслуживала их, но все время думала о песне, которую не мог вспомнить молодой человек. В голове вертелись мелодии Шуберта, переплетаясь с мелодиями рождественских гимнов, доносившихся из кабинок для прослушивания и, когда пришла пора закрывать магазин, она вздохнула с облегчением.
Эффи носилась по дому в одном белье, готовясь к вечеру.
– Ты что, всерьез решила не ходить?
–
– Кому я там нужна? Да мне и самой у них скучно.
– Они к тебе хорошо относятся.
– Ничего не могу поделать. Я еще в прошлом году решила. Ни для них, ни для меня никакого удовольствия.
– Не выгорит. За тобой приедут, можешь не сомневаться.
В восемь вечера Эффи с отцом и матерью укатили на машине к Уильямсонам. Клара прошла через магазин, открыла дверь и выпустила их на улицу.
– Звезды высыпали, - сказала мать.
– Похолодало. Клара постояла на пороге, глядя на звезды, и решила, что в самом деле подмораживает.
– Ты все же давай собирайся, - крикнула из машины Эффи.
– Сама знаешь Уильямсонов.
– И она так звонко и заразительно рассмеялась, что отец с матерью тоже не смогли удержаться от смеха.
Когда машина тронулась, Клара закрыла дверь и отключила звонок. Потом поднялась наверх, переоделась в халат и снова задумалась о песне, которую пытался найти молодой человек. Сев за рояль, она тихонько напела несколько мелодий.
В девять часов послышался стук в окно со стороны переулка и голос Фредди Уильямсона.
– Это кто к кому не желает ехать?
– гудел он.
– А ну открой окно.
Она подошла, отдернула штору и посмотрела вниз.
На тротуаре стоял Фредди Уильямсон и целился в нее шоферской перчаткой.
– Одевайся! И поживей!
– крикнул он. Она открыла окно.
– Тихо, Фредди. Люди услышат.
– И пусть слышат. Кто к кому не желает ехать? Я и хочу, чтобы слышали.
– Он запустил по окну перчаткой.
– Все просто-напросто возмущены. Одевайся живей!
– Пожалуйста, уймись, - сказала она.
– Тогда впусти меня, - загудел он.
– Надо поговорить.
– Сейчас.
Клара спустилась, отперла дверь и провела его через магазин в музыкальный класс. Он ежился, притоптывал огромными ножищами и все повторял, что на улице холодает.
– Надо было пальто надеть, - сказала она.
– Не ношу, - ответил он.
– Терпеть не могу кутаться.
– Тогда не жалуйся, что замерз.
Массивный, розовый, с большими губами и блестящими, как у пуделя, глазками, Фредди грузно ходил из угла в угол, то и дело останавливаясь у камина потереть руки.
– Родительница приказала без тебя не являться, - сказал он.
– И никаких разговоров.
– Не поеду, - сказала она.
– Поедешь как миленькая. А пока ты собираешься, я чего-нибудь выпью.
– Пожалуйста, если хочешь. Только я не поеду. Чего тебе налить?
– Джина, - сказал он.
– Ну и занудой же ты бываешь, Кларочка.
Она молча налила ему выпивку, и Фредди Уильямсон поднял стакан.
– Извини, не хотел тебя обидеть, - сказал он.
– С праздником, Кларочка!
– С праздником!
– отозвалась она.
– Кларочка, лапушка, а не поцеловаться ли нам ради праздника? А?
– Он неуклюже сгреб ее за плечи и чмокнул мясистыми, мокрыми, как у собаки, губами.
– Голубушка моя, - гудел он.
– Лапушка моя, Кларочка.
В голове у нее звучали мелодии песен, перебивая друг друга, уводя куда-то. Она грезила наяву, ей казалось, она пытается поймать что-то неуловимое, ускользающее от нее.
– Ты не заснула?
– спросил Фредди Уильямсон.
– Одевайся скорей и поехали.
– Нет, я сейчас упакую рождественские подарки и лягу спать.
– Да ты что, Кларочка? Живо собирайся. Тебя там ждет не дождется уйма парней.
Она отрешенно стояла посреди комнаты, думая о пылком и застенчивом молодом человеке, который не мог вспомнить песню.
– Вот сонная тетеря, - сказал Фредди Уильямсон.
– Где ты витаешь? Очнись!
Неожиданно он по-мужски, грубо обхватил ее за талию, чуть не оторвав от пола, прижал к себе и влепился мокрыми губами в ее щеку.
– Давай, а?
– бормотал он.
– Ну сколько можно держать себя в узде? Когда-то ведь надо, а?
– Народу много собралось?
– Ну давай. Ну не жеманься.
– Как же я переоденусь, если ты не пускаешь?
– Все успеем, и то и другое, а?
– Нет, - сказала она.
– Тогда последний поцелуй.
– И, сдавив ее, Фредди Уильямсон закрыл ей рот своими тяжелыми собачьими губами.
– Кларочка, голубушка. Зачем держать себя в узде? Может, давай все-таки, а?
– Ну хватит, Фредди, хватит. Мне надо собраться. Налей себе еще и жди.
– Вот это разговор.
Пока она переодевалась, он пил джин и грузно топал по комнате. Она вышла к нему в черном жакете, с черно-красным шарфом на голове.
– Ух ты!
– восхитился Фредди Уильямсон.
– Вот это да!
– И поцеловал ее еще раз, неуклюже и грубовато проведя руками по лицу, шее, волосам.
Когда они спускались вниз, кто-то тихонько постучал в стекло входной двери.
– Полиция, - сказал Фредди Уильямсон.
– Видно, забыл включить сигнальные огни в машине или еще какая ерунда.