Рождественские зори
Шрифт:
– Ну, коль веришь, да ещё и просишь, давай поразмышляем. Ты всё время усиленно ищешь денежные средства. Ищешь, где заработать, на чём можно сделать деньги. Так?
– Так.
– Вот тебе и отгадка твоего настроения. Детям вместо обещанных 50 рублей стали высылать по 30. Лена не жалуется, потому что она ещё работает лаборанткой, ей что-то доплачивают, а вот Серёжа…
– Ты наступила прямо на больную мозоль!
– Она есть не только у тебя. Так что давай сменим тему. Давай просто посидим, полюбуемся, ты стихи мне сочинишь…
– Нет, девочка моя, коль мысли мной овладели, дай мне разобраться в них. Пойди пособирай лохмачи, а я тут порешаю свои ребусы.
Маша ушла, а я вернулся к своим «баранам». С чего начать и чем закончить? Возле дома примерно 50-60 соток целины, если её распахать да засеять вениками, то есть просом, то на осень и корм птице будет, и повязать можно веники на продажу. Какие-никакие, но деньги. Можно было бы в совхозе взять поросят или телят на доращивание, но нет помещений. Нужно договариваться с кем-то из трактористов,
На сегодня можно считать, что я определился. Теперь где это моё солнышко, где эта жизнь моя? Идёт ко мне Машенька с целой охапкой лохмачей. Смеётся.
Поляна лохмачей (горицвет)
– Катков, сфотографируй меня или нарисуй. Так хочется запечатлеть эту красоту.
– Нравится?
– Очень! Вообще я считаю, весна – это когда вот так смотришь, и кажется, что весь мир в цветах. Чудо, данное нам Богом – почувствовать и увидеть рай ещё при жизни. Если послать моим на херсонщину, не поверят. У нас не такая богатая цветами степь. Зато на урожай наша степь щедрее. У нас зерновые дают от 40 до 70 центнеров с гектара, а ваша красавица – только 20-30.
– Пойдём, Машенька, домой, у меня план созрел, надо замерять огород.
– А стихи мне написал?
– Машенька, девочка моя, не до стихов мне сегодня. Видишь, проза жизни задавила.
– На твою прозу жизни есть прекрасные строчки:
«Всё будет хорошо!» – волшебные слова…Как будто дождь прошёл и вновь блестит листва.Всё будет хорошо! Ты только в это верь!Ведь счастье, что ушло, опять стучится в дверь!Всё будет хорошо! Прости и не грусти!Обиды – это зло, их тяжело нести…Всё будет хорошо! Растает в сердце лёд,И на земле большой тебя любовь найдёт!Всё будет хорошо! Все к радости пути.Старайся всей душой не плакать, а цвести!В окошко посмотри: то снег, то дождь пошёл…Прекрасен этот мир! Всё будет хорошо!– Умничка, моя девочка! А любовь давно уж меня нашла – в твоём лице. Пойдём.
– Нет, дорогой, никуда мы не пойдём, пока настроение у тебя не улучшится. Вот теперь ты расскажи мне, почему степь радует мои глаза, а вот тут, – указывает на голову и грудь, – ничего нет?
– Я думаю, что душа и память хранят ту скромную красоту степи, в которой ты выросла, и не пускают глубоко вот эту красоту. Поживём годика два-три, привыкнешь к нашей степи и так же будешь радоваться.
Маша положила цветы, легла на цветастый ковёр степи, раскинула руки, вроде желая обнять синее весеннее небо, волосы разметались по траве. Я сорвал травинку и пощекотал ею кончик Машиного носа, она быстро села и стала усиленно тереть носик кулачками. Так смешно, как маленькие дети делают.
– Ну, Катков, берегись.
Мы стали дурачиться. Говорили друг другу комплименты и сами же над ними смеялись. Вспомнили Крым, Верхний Кока-сан, где мы вот так же лежали на поляне ромашек, так же шутили, смеялись и целовались. А она прятала от меня то щёчку, то губы в траву и не давала себя целовать. Мы дружно смеялись, когда я успевал поймать и поцеловать её. Я очень люблю целовать жёнушку. У неё такой запах дыхания, тела, что меня притягивает, радует, возбуждает.
– Ну что, будешь сочинять стихи?
– Машенька, сегодня не получится, можно, я прочту чужие?
– Если красивые, да про нас с тобой… нет, лучше про меня. Тогда рассказывай.
– Конечно, про тебя, любимая, про тебя!
Дорогая, нежная, милая!Я не в силах тебя позабыть…Дрожь по телу, улыбку красивуюНикогда мне не разлюбить.Милый образ в сердце навечно!Нежность голоса, рук и очей…Шёлк волос, что стекает на плечи,С переливом, как чистый ручей…Ты подобна хрустальной розе!Я так нежно ещё не любил…Наши сладкие летние грёзыВ своей памяти сохранил,Где ночами с тобой пропадали,Любовались яркой луной…В губы жаркие как целовалисьИ сгорали с алой зарёй…Как смотрели в счастливые лица!Я без умолку всё говорил…Ты молчала, дрожали ресницы,Словно что-то в тебе разбудил.Я хочу подарить тебе вечностьИ любовь всю до капли отдать!Как поэт, про свою сердечностьДо утра стихами читать…– Красиво! Спасибо тебе, любимый! Я очень люблю стихи в твоём исполнении. Ты читаешь их так душевно, с такой силой, выражением, просто ясно, что ты проживаешь эти стихи. Я люблю тебя, Катков! А вот о родине, о малой родине, тебе придётся написать. Я от этого не отступлюсь.
– Ну, если угрожаешь, тогда я прочту о малой родине, но опять-таки о чужой.
Для души и для глаз наступает однажды прозрение…Убежать бы, уехать бы прочь из бетонной жары,Отмести все дела и проблемы, по сути-то бренные,Оставляя глядящие ввысь городские шатры.И в уютном вагоне, где явится память попутчицей,Наблюдая в окно за гурьбой белоногих берёз,Ты внезапно, возможно, почувствуешь, если получится,Возрожденье души, осознавшей ошибки всерьёз.Осознавшей, познавшей, принявшей утраты, лишения,Всю ничтожность и глупость постылой пустой беготни,Вновь увидеть края … Там, где лохмачи, ростки длинношеие,Тянут головы к солнцу и небу, куда ни взгляни.Где легко, незатейливо кружит и кружит капустница,С накренившихся веток сирени вспорхнув на траву,А потом так близко, у ног, в незабудки опустится –Если есть где-то рай, то вот здесь, пред тобой, наяву!Как порою бываем мы скоры в неверных решенияхИ теряем всё то, без чего нет возможности жить,До немыслимой тяги в груди, до подкожного жжения,Чтобы переболеть и к истокам шаги совершить.Но, сойдя на улицы здесь, в этой затерянной в мире станице,В безрассудстве и немощи долго себя не вини.Пусть назад не вернуться, пусть прошлое прошлым останется, –У прозревшей души есть надежда на лучшие дни …– У этого стихотворения – глубокий философский подтекст. Не сразу понять можно. Но насчёт станицы … это ты придумал?
– Да, любимая, я, и про лохмачи тоже.
– Что это тебя заставило так задуматься о возвращении в родные края?
– Не знаю, Машенька, не знаю … но что-то неспокойно мне.
– Всё будет хорошо. Я же с тобой. А вдвоём мы – как экипаж подводной лодки. Мы непотопляемы. Так хочется полежать, помечтать…
– Время нынче такое – весна. Но это и время любви, а… как ты думаешь?
Нацеловались, насмеялись и пошли домой. Спустившись вниз, миновав кошару, мы догнали Фёклу Мульянову, которая жила рядом с кошарой. Её хатёнка стояла, как и моя в детстве, на отшибе. До ближайшего соседа метров 200 – 300. Поздоровавшись, она предложила нам остановиться, поговорить.
– Вы возле Ленки купили маленькую хатенку, – начала она, – да и сарайчик там только на одну коровёнку, и огород на крутом склоне, тоже не распашешь, дождём всё смоет. Я вам хочу предложить свою хату. Она хоть и не намного больше той, но у меня две комнаты и кухня. Двор большой, какой-никакой садик вверху. Мало будет того огорода – вот за хатой целый гектар, и земля ровная, паши и сажай.