Шрифт:
Если бы в тот синий, морозный, истинно предновогодний вечер кто-нибудь увидел молодого человека, неторопливо пересекавшего Театральную площадь, то счёл бы, что он ничем особенным не отличается от остальных прохожих. Ну разве что очень внимательный глаз смог бы обнаружить, и то присмотревшись, одну небольшую странность. В тот день, как и должно быть в рождественские каникулы, выдался обильный снегопад. В густом сумраке над городом медленно кружились крупные белые хлопья, ложились на обледенелые тротуары, застилали стёкла автомобилей и щедро осыпали шубы и шапки спешащих по своим предпраздничным делам москвичей. Но ни на длинном чёрном пальто молодого человека, ни на непокрытой светловолосой голове не осело ни единой, даже самой маленькой снежинки. А во всём остальном -
Молодой человек шёл не торопясь, вертел головой по сторонам и с восхищением разглядывал принарядившуюся зимнюю Москву. Ему нравилось всё: снегопад, праздничная подсветка улиц, улыбающиеся румяные Деды Морозы и Снегурочки на рекламных плакатах, украшенные мишурой и гирляндами разноцветных лампочек лотки с фейерверками и подарками, и, конечно же, ёлки, множество ёлок, всех мастей и размеров, встречавшиеся чуть не на каждом шагу - от огромных пушистых зелёных елей, возвышавшихся на площадях, до совсем крошечных серебристых или золотых ёлочек в витринах магазинов и окнах ресторанов. Но ещё больше, чем красочное рождественское убранство города, молодого человека интересовали люди. Ловя долетавшие до него обрывки предпраздничных разговоров, он вглядывался в лица прохожих и видел в них в основном радость и озабоченность приятными новогодними хлопотами.
Вместе с потоком прохожих молодой человек обогнул одетый в заснеженные строительные леса Большой театр, дождался зелёного света на переходе через Петровку и вскоре оказался около старинного здания одного из самых знаменитых торговых домов России. Ярко светившиеся в морозном вечернем сумраке окна ЦУМа так и манили зайти внутрь, окунуться в тепло, уют и весёлую суету рождественского шопинга.
В последний вечер накануне Нового года здесь было особенно оживлённо. У магазина то и дело останавливались автомобили, из них выходили респектабельного вида мужчины и выпархивали яркие и беззаботные, как бабочки, женщины, одетые так нарядно и легко, словно на дворе был май. Прячась от снегопада, они спешили как можно скорее попасть внутрь и торопливо проходили мимо дежурящего у центрального входа в универмаг портье в чёрной широкой форменной накидке с оранжевой отделкой, открывавшего и закрывавшего дверь для посетителей.
Молодой человек остановился около одной из красочно оформленных витрин, заглядевшись на небольшую искусственную ёлку, со вкусом украшенную одинаковыми, бордовыми с золотом, шарами.
– Ой, посмотри, какая прелесть!
– прозвучал откуда-то сбоку от него звонкий девичий голосок.
Он оглянулся. Две юные подружки, обе в коротеньких дублёнках, одна - в кремовой, а другая - в тёмно-синей, тоже рассматривали витрину и любовались венчавшей ёлку маленькой фигуркой ангела.
– Смотри, какое у него личико, какие крылышки - с ума сойти! Умираю, хочу такого же! Как думаешь, они продаются?
– щебетала та, что в светлом. Она была повыше.
– Понятия не имею! Пойдём посмотрим… Но вообще, не забывай, мы тебе за платьем пришли, - отвечала её спутница.
– А то я тебя знаю! Как начнёшь рот разевать по сторонам, хочу то, да хочу это…
Девушки вошли в гостеприимно распахнувшуюся перед ними дверь, молодой человек двинулся следом. Он обогнал подружек и, обернувшись, заглянул им в лицо - сначала одной, потом другой, - но они не обратили на него никакого внимания. Их уже увлёк блестящий мир яркого света, праздничной суеты, сочных красок и душистых ароматов, в котором они очутились, едва переступив порог.
Молодой человек неторопливо двинулся следом за девушками, иногда замедляя шаг и оглядываясь вокруг. Но его внимание привлекали не по-новогоднему украшенные витрины и стенды, не названия гранд-марок и богатейший выбор парфюмерии и косметики элитных брендов, представленный на первом этаже. Он смотрел только на людей. Задумчивые карие глаза медленно и как-то привычно обращались к лицам многочисленных покупателей; продавщиц в форменных чёрных костюмах, неизменно вежливых и внимательных, несмотря на усталость; строгих коротко стриженых охранников, которые, расправив плечи и сложив руки за спиной, бдительно обозревали вверенное им пространство. Взгляд юноши останавливался на каждом новом лице, напряжённо сосредоточивался на миг и, словно разочаровавшись, двигался дальше, в поисках следующего лица. И хотя его поведение можно было бы счесть несколько странным и даже, пожалуй, невежливым, тем не менее, оно ни у кого не вызывало недовольства. Никто не настораживался, не отворачивался неприязненно, не бросал в ответ недоумённого или подозрительного взгляда. Даже постоянно находящимся начеку охранникам, казалось, не было никакого дела до того, что их так пристально рассматривают.
Только однажды безмолвный призыв юноши не остался незамеченным. Навстречу ему вскинулись другие глаза, ярко-голубые и чистые, точно апрельское небо в солнечный день. Такой взгляд бывает только у маленьких детей - взор, не замутнённый ещё печалями, заботами и мыслями, которые надо скрывать от других. Взгляд человека, привыкшего радоваться миру.
Впрочем, в тот момент обладатель небесно-голубых глаз совсем не радовался. Наоборот, его румяное пухлощёкое личико было печально, носик забавно наморщен, а губки надуты. Похоже, ещё минута - и сидевший в прогулочной коляске малыш зашёлся бы в отчаянном рёве.
Догадаться о причине его переживаний было несложно - на мраморном полу рядом с коляской валялся забавный глазастый лягушонок, очевидно, только что выпавший из рук малыша. Ребёнок тянулся к своей игрушке, но никак не мог её достать, а его молодая рыжеволосая мама в изящной норковой шубке, красиво облегавшей её стройную фигурку, не замечала этого. Стоя у витрины с косметикой Christian Dior, она выбирала помаду, проводила пробниками по коже на кисти руки, и была так увлечена, что, похоже, забыла обо всём на свете.
Молодой человек подошёл к малышу, присел на корточки и потрепал его по выбившимся из съехавшей набок шапочки потным вихрам.
– Совсем тебя забросили, да? Но не грусти, сейчас я помогу твоему горю.
Поднявшись на ноги, он сделал шаг к женщине, встал у неё за спиной, положил ей руку на плечо и что-то негромко сказал на ухо. Как это ни удивительно, она совсем не была возмущена такой фамильярностью, словно её и не заметила. Во всяком случае, она ничего не сказала молодому человеку, даже не посмотрела на него, а лишь слегка вздрогнула, быстро взглянула на своего ребёнка и вернула помаду продавцу.
– Нет, благодарю вас, эта тоже не подходит!
Она присела на корточки, подняла лягушонка, отдала его малышу, поправила на нём шапочку и нежно погладила сына по голове.
– Ну вот твой Кваки и вернулся! А ты бедный, совсем загрустил, пока я тут косметику выбирала… Знаешь что, пойдём-ка мы с тобой лучше посмотрим ёлочные игрушки!
Малыш весь засветился от радости и поглядел через её плечо на молодого человека. Тот улыбнулся, помахал ему рукой, ребёнок в ответ тоже замахал ладошкой. Мама обернулась, проследив направление его взгляда, посмотрела в ту сторону, где стоял молодой человек, и перевела удивлённые глаза на сына.