Рождество «Непобедимого солнца»

Амфитеатров Александр Валентинович

На то обстоятельство, что иные простодушные неофиты не сразу проникались предложенною имъ метафорою и, какъ свидтельствуютъ многіе писатели, продолжали поклоняться солнцу матеріальному — въ наивномъ суевріи, что оно — самъ Христосъ, — можно было временно смотрть сквозь пальцы, въ надежд на будущее духовное просвщеніе обращенныхъ массъ. Такъ впослдстіи, въ миссіонерской практик своей католическіе монахи мирились съ буддійскими и браминистическими обычаями азіатскихъ прозелитовъ, лишь бы совершить главное: призвать ихъ подъ знамя Христа и удержать подъ этимъ знаменемъ. Пусть de facto человкъ останется нсколько язычникомъ, лишь бы de jure онъ считался и самъ считалъ бы себя христіаниномъ: фактическое христіанство, силою привычки и просвщенія, придетъ позже.

Насколько крпко держалось въ умахъ III–V вка воспоминаніе о прежнемъ солнечномъ значеніи праздника 25 декабря, уясняетъ проповдь папы Льва Великаго,

знаменитаго мирною побдою своею надъ Атиллою, бичемъ Божіимъ: онъ жалуется, что мнoгie изъ паствы его питаютъ «пагубное мнніе», будто торжественный день этотъ чествуется не ради рожденія Христа, но во славу «восхожденія новаго солнца». Предразсудокъ невольно поддерживался въ темныхъ людяхъ, — привычныхъ понимать слова буквально въ прямомъ и непосредственномъ ихъ значеніи, — частымъ употребленіемъ солнечныхъ метафоръ въ текст церковныхъ службъ и проповдей. Таковъ, напримръ, рождественскій католическій гимнъ: «Sol novus oritur». Тремя начальными словами этими, если позабыть или по невжеству не понять ихъ аллегорическаго значенія, выражается какъ разъ то миологическое представленіе, которое поклонники солнечныхъ культовъ искони соединяли съ зимнимъ переломомъ года. Лучшая и гуманнйшая часть римскаго общества, — какъ отчасти соглашаются съ тмъ и языческіе писатели, — не слишкомъ врила въ справедливость дикихъ клеветъ на христіанъ, какъ враговъ рода человческаго, взводимыхъ, главнымъ образомъ, ревностью іудейскихъ общинъ. Зато въ этомъ избранномъ большомъ свт существовала тенденція считать христіанъ сектою солнцепоклонниковъ — какъ бы фракціей мираитовъ.

Вотъ что пишетъ по этому поводу Тертулліанъ: ''Иные съ большею вроятностью и благоразуміемъ полагаютъ, что солнце — нашъ богъ. Въ такомъ случае следовало бы насъ причислить къ персамъ (т. е. мираитамъ), хотя мы и не поклоняемся, подобно имъ, образу солнца на нашихъ щитахъ. Однако, и самъ Тертулліанъ жалуется, что многіе христіане, подъ предлогомъ восхищенія небесными свтилами, «шевелятъ губами по направленію къ восходящему солнцу''. Папа Левъ Великій поддерживаетъ обвиненіе, упрекая нкоторыхъ христіанъ, что, прежде чмъ войти въ базилику св. Петра, или поднимаясь на вершину горъ, они обращаются къ восходящему солнцу и кланяются ему. Это происходитъ, — говоритъ онъ, — частью отъ невжества, частью отъ духа язычества. Слдуетъ замтить при этомъ, что обычай молиться на востокъ — такъ называемая оріентація — развился въ христіанскихъ общинахъ гораздо позже временъ апостольскихъ: по крайней мр, раннихъ указаній на его господство и обязательность мы не имемъ. Это — наслоеніе II и III вковъ, несомннный результатъ общенія съ другими монотеистическими культами: іудаизмомъ, мираизмомъ и т. д. „Обратившись на востокъ, мы входимъ въ общеніе съ Солнцемъ правды“, учитъ бл. lepoнимъ. Западъ противопоставляется востоку, какъ отчизна тьмы — отчизн свта, какъ сатана — Христу. Св. Кириллъ Іерусалимскій поясняетъ, толкуя таинство крещенія: „Солнечный закатъ есть образъ тьмы, а сатана есть тьма, и сила его во тьм; поэтому, чтобы отречься отъ господина тьмы, крещаемаго символически обращаютъ лицомъ на западъ“, причемъ онъ обязанъ исполнить извстные угрожающіе обряды — дунуть и плюнуть на сатану и т. п. Такимъ образомъ, духовный антитезъ вчнаго зла, погубляющаго міръ, вчному добру, его Искупителю, всецло выливается, черезъ русло вдохновенной метафоры, въ наглядный физическій антитезъ мрака наступающей ночи сіянію восходящаго солнца.

Св. Кипріанъ, епископъ карфагенскій, особенно настаиваетъ на молитв по захожденіи солнца. „Понеже Христосъ есть истинное солнце и день истинный и надлежитъ молить Его, да пріидетъ на насъ свтъ дня естественнаго такъ же, какъ и вчнаго дня грядущей жизни“… „Слава Теб показавшему намъ свтъ!“ первое утреннее привтствіе церковной службы: теплое благодареніе всего христіанскаго общества, за избавленіе отъ власти демонической ночи. Въ знаменитомъ памфлет Цельза противъ христіанъ, послдніе порицались, между прочимъ, за то, что не поютъ возвышенныхъ гимновъ Аполлону и Минерв и, слдовательно, равнодушны и неблагодарны къ благодяніямъ божественной мудрости. Оригенъ, въ опроверженіи своемъ на памфлетъ, счелъ нужнымъ и важнымъ защитить свою общину отъ этого — очевидно, по условіямъ времени, очень щекотливаго — обвиненія, противопоставивъ возвышеннымъ языческимъ гимнамъ несравненно боле возвышенный гимнъ христіанскій: „Слава въ Вышнихъ Богу“ — воспваемый въ конц всенощнаго бднія, т.-е. въ первые вка христіанства — на восход солнца. Уже одна эта потребность оправдаться въ неимніи солнечнаго гимна знаменуетъ, насколько тяжелымъ представлялось подобное обвиненіе Оригену, какъ настоятельно и необходимо было показать его вздорность сред христіанъ-прозелитовъ и образованныхъ язычниковъ, для которыхъ предназначался памфлетъ Цельза.

„Приносящій

жертву богамъ кром одного Господа, да будетъ истребленъ!“ таковъ былъ лозунгъ христіанства, завщанный ему, какъ духовное наслдіе, отъ Пятикнижія Моисеева. Но суровый лозунгъ смягчался на Восток и въ Египт, подъ вліяніемъ привычки къ солнечному культу. Снисходительность эта сказывалась, въ особенности, въ сектахъ гностическихъ, Востоку же и обязанныхъ своимъ происхожденіемъ. Гностицизмъ, — вообще, странный компромисъ-межеумокъ, возникшій между философскимъ наслдіемъ язычества и христіанскимъ обтованіемъ. Легендарный отецъ его, Симонъ-Волхвъ, пытавшійся за деньги купить дары Духа Святого, — прообразъ всего гностицизма: магъ идеалистъ, съ огромною фантазіею и слабою поврочною логикою, погрязшій — вслдствіе такого противопоставленія умственныхъ дарованій — въ грубомъ дуализм… Инстинктъ зоветъ его къ свту Откровенія, а косность привычки и образованія тянутъ къ полу-шарлатанскому, полу-убжденному вдовству. Гностики пытались примирить язычество съ христіанствомъ. Извстно, что они настолько усвоили себ Миру что превратили его имя въ мистическій талисманъ и вывели изъ него, при незначительномъ видоизмненіи буквъ, входящихъ въ составъ его имени, таинственную цифру солнечнаго года З65. Св. Августинъ упоминаетъ объ одной послдовательниц секты Карпократа, Марцеллин, имвшей въ своей молельн, рядомъ съ образомъ Христа, изваяніе Пиагора.

Тертулліанъ издвается надъ валентиніанами, что они подражаютъ элевзинскимъ таинствамъ. Общеизвстна, наконецъ, классическая острота императора Адріана, сказанная для характеристики Александріи: „Тамъ, поклоняющіеся Серапису, — суть христіане, а т, кто называютъ себя епископами Христа, — посвящены Серапису“ (Illic qui Serapem colunt christiani sunt et devoti sunt Serapi, qui же Christi episcopos dicunt). Образцовъ „солнечнаго двоеврія“, врод приведенныхъ выше изъ Тертулліана и Льва Великаго, можно подобрать сколько угодно. Да не надо для этого углубляться и въ древность. По свидтельству Тейлора, еще недавно въ Арменіи существовала секта такъ называемыхъ якобитскихъ христіанъ, которые, съ полною искренностью и глубокимъ благочестіемъ, сливали теплую вру въ Спасителя мipa съ откровеннымъ культомъ видимаго солнца. Такъ что Робертсонъ, можетъ быть и правъ, когда утверждаетъ, что, стеревъ мираизмъ съ лица земли, какъ ученіе оффиціальное, христіанство вовсе не уничтожило его, а лишь видоизмнило, принявъ мнoгie обряды его, символы и теоріи въ свои ндра. Слды мироизма, говоритъ названный англійскій историкъ, сохранились досел въ ритуал католической церкви и даже въ надписи, гордо красующейся на первомъ храм христіанскаго Рима.

Одинъ изъ поводовъ считать христіанъ солнцепоклонниками язычники находили въ томъ, что первый день недли, воскресенье, извстенъ былъ въ христіанскихъ общинахъ подъ аллегорическимъ наименованіемъ „Dies Solis“ („День Солнца-Правды)“; что опять-таки сводило ихъ въ родство съ мираитами, у которыхъ первый день былъ посвященъ Солнцу и Мир и назывался Днемъ Господнимъ. „Если мы предаемся радости въ такъ называемый день солнца“, — говоритъ Тертулліанъ, — то причиною тому совсмъ не то, чтобы мы поклонялись солнцу». Haзвaніe Dies Solis заимствовано, конечно, изъ языческаго грекоримскаго календаря. «Распяли Христа наканун Сатурнова дня, (т. е. субботы) — говоритъ Іустинъ Философъ, а въ день посл Сатурнова дня, т.-е. въ день солнца, онъ явился апостоламъ». Воспоминаніе о языческихъ обрядахъ, свершавшихся въ день солнца, парализовалось для христіанъ противопоставленіемъ библейской мысли о сотвореніи въ этотъ день мipa со свтилами небесными и аллегорическаго представленія о вторичномъ возсозданіи мipa, духовномъ, чрезъ воскресеніе Христа — Солнца правды, поклоняемаго всми христіанами. День солнца и Іустинъ, и Тертулліанъ назначаютъ, какъ срокъ для общихъ крещеній. Но крещенія совершались и, надо думать, съ еще большею торжественностью, — и по великимъ праздникамъ Пасхи, Пятидесятницы, а когда установился и сразу прочно привился въ народ праздникъ Рождества Христова, то и въ Рождество. Если крещеніе съ охотою производилось и считалось особенно благодатнымъ въ Dies Solis, тмъ охотне подвергались ему, тмъ большей благодати ждали отъ него для себя т, кто крестился въ Dies Natalis Solis Invicti, — обновляя себя къ духовному возрожденію одновременно и подобно тому, какъ солнце обновляло въ тотъ же день свои силы къ новому годовому кругу. Уже одного включенія въ рождественскія службы исконнаго, вдохновеннаго гимна крестильнаго — «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» — достаточно, чтобы признать, что старинный день «Рождества Непобдимаго Солнца» сталъ днемъ великихъ побдъ истины христіанской, великихъ массовыхъ присоединеній новыхъ врующихъ силъ къ благодатной рати неугасимаго Солнца Правды, — Свта, что и во тьм свтитъ.

1901