Рождество с детективом
Шрифт:
Олег разбился на своей машине в пьяном виде четыре года назад. Лида тосковала и плакала: это очень больно, когда так внезапно обрывается жизнь, переплетенная с твоей. На время она пропала для всех, почти не выходила, боялась слов и взглядов, которые могли ворваться в ее странное, самой себе не объяснимое горе. Она мужа не любила, боялась и остро жалела.
Однажды ночью вышла на какой-то писк, нашла в кустах крошечного котенка. Принесла домой, помыла, покормила… И поняла, что вернулась к себе из жестокого застенка, в каком не должны, не могут жить люди. Вот тогда кончилось одиночество Лиды, а срок его был долгим – с детства.
Толстая, больная Тина поскользнулась на льду и упала, вскрикнув, как ребенок. Лида бросилась ее поднимать, домой волокла собаку по земле, уговаривая
Дальше все было в нужном порядке, который исключал лишние эмоции и полностью истреблял жалость к себе. При чем тут ты, сильная и здоровая, когда рядом столько слабых, беспомощных и зависимых жизней. Когда все были помыты, накормлены, уснула даже Тина после своих лекарств, Лида присела к кухонному столу. Был слишком нервный день, чтобы сразу уснуть. И тень разбуженной тоски потянулась к ней всеми своими ядовитыми щупальцами. Если бы Лида умела быстро и бурно пореветь до последней капли горечи и слез в организме, может, и пришел бы спасительный сон: она ведь так устала. Но плакать нельзя – таким был кодекс Лиды с тех самых роковых пяти лет, когда в эту квартиру к ним с мамой приехал отчим со своими двумя дочерьми. Тень тоски вдруг зазвенела, зашептала, зарычала насмешливыми, раздраженными и угрожающими голосами… Только не это. Что ж за ночь такая. И тут раздался звонок телефона. Лида услышала голос подруги Милы и задохнулась от счастья. Вот и спасение. Мила все всегда понимает.
– Привет, подруга, не разбудила? – у Милы был низкий, хрипловатый и какой-то очень честный голос.
– Нет, конечно, что ты. А я как раз думала о тебе.
– Да ну! Хоть кто-то иногда думает обо мне. А я как раз плетусь от метро мимо твоего дома. Смотрю, у тебя в кухне свет. А мне так неохота сейчас готовить ужин своим мужикам. Просто все отваливается: руки, ноги и голова. Сумасшедшие дни на работе. Можно к тебе на полчаса?
– Нужно! Я вчера как раз по одному рецепту приготовила какое-то немыслимое блюдо с грибами и сыром, но даже попробовать было некогда. Прямо сейчас и разогрею.
– Такая прелесть? Тогда я в магазин на углу заскочу за бутылкой. А потом вместе позвоним моим, расскажем, что мне стало плохо у твоего дома и ты мне компресс на голову кладешь. Им ничего не останется, кроме того, как самим приготовить ужин, пожрать и посуду помыть.
Все у них получилось. Костя, муж Милы, даже сделал вид, что бросится к Лиде спасать жену и нести ее домой на руках. Но легко дал себя успокоить, особенно убедил его привлекательный аргумент, подаренный самой Милой:
– Костик, я тут просто засыпаю, у Лиды такая тишина, сопят все животные. А вы с Павликом лучше сходите в магазин, купите на ужин что-то вкусное и неполезное, как любите без меня. И ложитесь спать. Я тихонечко приду, лягу на диване, чтобы тебя не будить.
– Хорошо. Даже отлично, – не сдержал радость Костя, очень хороший муж, кстати, но всем нужно отдыхать от семейного счастья. – Только дай мне слово, что если будет хуже, сразу позвонишь. Мы прибежим.
– Конечно, клянусь, – торжественно произнесла Мила.
Лида восторженно слушала этот милый диалог, и ей казалось, что очень родные люди слаженно и азартно, как шаловливые дети, участвуют в экспромте, постановке забавного сценария, который разнообразит их достаточочно трудное существование. Легкость и тепло отношений – какой это великий подарок судьбы! Наверное, это награда человеку за какие-то особые качества. У Лиды их нет, похоже, категорически. Она ни с чем подобным не встречалась в жизни. Как же здорово, что ей дано хотя бы посмотреть и послушать. Мила заслужила свою семью, искренность, иронию и преданность отношений. Ее парни тоже, конечно. Лида их очень любит.
Как же хорошо они посидели, поболтали. Лида рассказала о визите Инны в самых смешных подробностях, они обе хохотали. И пили, кстати, коньяк, по которому так тосковала Инна. Интересно, она купила его?
– Нет, конечно, – авторитетно заявила Мила. – Она спрятала твои две
И как это случилось… Как разговор вдруг сам по себе поплыл в другую сторону, будто тема возникла из тени тоски. Было уже около полуночи. Мила блаженно потянулась, зевнула и произнесла:
– Как же у тебя здорово: уютно, спокойно, тепло. И это при таком количестве животных. Как они, кстати?
Лида начала рассказывать, назвала животных по именам, и двери комнат стали тихонько открываться. Они все деликатно вошли стайкой в просторную кухню, заинтересованно повели носами. Собаки приветствовали Милу, давали ей лапы, кошки ей мурлыкали.
– До чего же хороши они у тебя. Просто ангелы все, – умилялась Мила. – Точно: животные являются отражением души хозяев. Ты и сама ангел. А наша Муська – чисто сволочь по отношению ко всем, кроме Павлика. Только он может делать с ней что хочет, даже уши завязывать в бант. Я могу ее погладить только после хорошей кормежки. А Косте вообще разрешается пузо погладить только за косточку. Любого гостя готова сожрать без соли. А ведь она у нас с двух месяцев и слова громкого не слышала, ни в чем отказа не знала.
Они вместе немного подкормили меховую компанию, развели живность по комнатам, уложили на лежанки. Мила с удовольствием осмотрелась и произнесла:
– Как здорово, что ты дала себя уговорить сделать ремонт. У тебя так стильно, комфортно, интеллигентно… И как же хорошо, что ты тут одна хозяйка. Ох, извини, я не то хотела.
– Ладно, проехали, – махнула рукой Лида.
Они вернулись в кухню, Мила разлила по рюмкам «на посошок» и вдруг решительно произ- несла:
– Нет, я хотела, Лида. Пора наконец назвать вещи своими именами. А почему надо ходить на цыпочках перед самим фактом смерти? Иногда это справедливость. Ты все еще живешь, раздавленная потерей, боишься дышать, улыбаться, чтобы не сказали, что ты плохая вдова. У тебя никого нет столько времени. А ты такая симпатичная баба, хоть и ходишь чучелом. Так даже мой Костик сказал, когда ты пришла к нам не в своих «собачьих» штанах, а в нормальном, хоть и стареньком платье. Вот что я тебе скажу, чтобы это засело в твоем мозгу. Если бы Олег не разбился тогда по пьяни, неизвестно, была бы ты сейчас жива. И что еще страшнее: была бы ты вообще в какой-то квартире или бомжевала на улице. Ведь он со дня на день привел бы сюда свою телку. И все это знали. Он открыто с ней жил, везде таскал ее за собой. Потому над тобой измывался. Ты же знаешь, что свою комнату после развода он продал и деньги пропил. Женился на тебе наверняка из-за этой квартиры. Может, эта бабища с морковными волосами у него и до тебя была.
– Все это возможно, – устало и подавленно сказала Лида. – Только, Мила, зачем нам выстраивать новую историю вместо той, которая закончилась? Скажи мне только одно: мое черное платье тебе на самом деле кажется старым? Я к тому, что считаю его нарядным, надеваю для подписания договоров.
– Ладно, оно красивое, дурища ты моя дорогая. До слез меня чуть не довела. Давай все же купим тебе новое. Вот прямо завтра.
Лида стояла у окна и смотрела, как по темному двору от нее уходит подруга: ее дом через дорогу. Кто-то из них захочет – и она вернется. В любое время. Могла ли Лида мечтать когда-то о таком счастье: к ней приходит подруга, и не нужно ни у кого спрашивать разрешения, прятаться с ней в каком-то углу, потом терпеть претензии и насмешки. Кажется, это и было в ее прошлом пару раз: такая попытка самоутверждения, которая приводила только к унижениям и пустоте. Она приводила подругу, а на следующий день не могла смотреть ей в глаза от стыда. Еще один человек узнал, что дома Лида – никто.
Мила ушла, Лида может перебирать в памяти все минуты их чудесного вечера. Ей не одиноко, она осталась сама с собой. Лида с привычной для себя боязливостью осторожно и старательно обходила жесткие, даже жестокие слова подруги. Не всем дано быть настолько откровенными с другими и собой. Это настоящая смелость, за нее, наверное, судьба и награждает искренностью и уважением других людей. Как Милу. А Лида – слабая, трусливая, не способная ни на решительный поступок, ни даже на честное слово, адресованное себе.
Конец ознакомительного фрагмента.