Рози — моя родня
Шрифт:
Адриан был до того возмущен таким извращением фактов, что наклонился к сэру Магнусу и потряс его за плечо.
— А! — воскликнул сэр Магнус. — Гасси закончил уже? Вы слышали, что он говорил?
— Слышал, — прошипел Адриан. — Он все преподносит так, чтобы мы с Рози выглядели виновными.
— Обязан, — отозвался сэр Магнус. — Ему за это платят.
— Но разве вы не можете что-нибудь сказать? Встать и заявить судье, что все это неправда?
— Не паникуйте, дружище. Помните — паук часами плетет паутину, которую вы
Пришлось Адриану довольствоваться таким ответом. Пока сэр Огастес принялся листать свои записи и поправлять складки мантии, он стал изучать лица присяжных. Они угрюмо сверлили его пронзительными, беспощадными взглядами. Одни погрузились в транс, другие украдкой посматривали на часы, явно безучастные к тому, что происходило в зале. Казалось, ими владеет одно желание — немедля осудить Адриана, то ли в силу мстительности характера, то ли потому, что им не терпелось поскорее вернуться к своим делам.
— Вызываю своего первого свидетеля, — заговорил вновь сэр Огастес. — Сэр Губерт Дарси.
— Пригласите сэра Губерта Дарси! — крикнул секретарь суда.
Сэр Губерт вошел в зал суда чуть ли не строевым шагом. Со своими пышными бакенбардами сегодня он выглядел еще более грозно, чем на лугу под Монкспеппером. Протопав к скамье подсудимых, сэр Дарси принес положенную клятву с видом человека, почитающего оскорбительным для себя, что его правдивость подвергают сомнению.
— Вы — Губерт Дарси, владелец поместья Бангалор в деревне Монкспеппер? — спросил сэр Огастес.
— Да, — громогласно подтвердил Дарси.
— Сэр Губерт, — обратился к нему судья, — могу ли я просить вас не так громко излагать свои показания? В силу акустических особенностей этого зала полная мощь ваших легких способна вызвать сильнейшие вибрации, которые отдаются даже в моем столе и кресле.
— Отлично, милорд! — гаркнул Дарси.
— Вы — глава Монкспепперского охотничьего общества, верно? — продолжал сэр Огастес.
— Так точно, — отчеканил Дарси. — Уже двадцать лет.
— Вы помните день двадцатого апреля?
— Помню. Еще как.
— Не будете ли вы так любезны изложить своими словами его светлости и присяжным, что именно произошло в тот день?
— Так вот, — пророкотал Дарси, — было чудесное утро, милорд, и в дубраве за Монкспеппером гончие взяли…
— Что взяли? — осведомился судья.
— След, — ответил Дарси.
— Какой след? — поинтересовался судья.
— След лисы.
— Эти сельские занятия, право же, чрезвычайно интересны, — мечтательно произнес судья. — Прошу вас, продолжайте.
— Так вот, преследуя лису, мы пересекли дубраву, затем Монкспепперский тракт привел нас на луг, примыкающий к реке. Должен отметить, что на этот луг можно попасть только через один проход, окаймленный широким густым булфинчем.
— Как вы сказали — булфинчем? — спросил судья.
— Да, — подтвердил Дарси.
— Насколько я понимаю, милорд, — вступил сэр Огастес, чувствуя, что при таких темпах от его свидетеля не скоро добьешься толковых показаний, — свидетель подразумевает густую живую изгородь, какую в тех местах называют булфинч.
— Я думал, что слово булфинч обозначает птицу с красной грудью, а именно снегиря.
— Слово то же самое, но значение здесь другое, — объяснил сэр Огастес.
— Благодарю, — сказал судья.
— Ну так, — продолжал Дарси, — гончие выбежали на луг, и мы последовали за ними. Здесь первым делом мне бросилась в глаза чрезвычайно вульгарного вида, ярко раскрашенная двуколка, какими пользуются цыгане. Внезапно, к моему великому удивлению, из-за деревьев появился слон. Естественно, гончие были испуганы и лошади тоже, до такой степени, что застигнутые врасплох даже такие опытные всадники, как я, были сброшены на землю. Я неудачно приземлился головой вперед, и только мой цилиндр спас меня. Не успел я освободить глаза от этой помехи, как слон подхватил меня, пронес через весь луг и швырнул к ногам обвиняемого, одетого, как я с ужасом увидел, всего лишь в мокрые подштанники.
— Почему это он был в одних подштанниках? — спросил судья, явно захваченный рассказом Дарси.
— Он заявил мне, что купался в реке вместе со слоном, милорд, распугивая лососей.
— Вы получили какие-нибудь увечья вследствие этого столкновения?
— К счастью, милорд, я отделался легкими ушибами.
— Я привлек ваше внимание к этому случаю, милорд, — сообщил сэр Огастес, — лишь затем, чтобы доказать мое утверждение, что обвиняемому было известно, что его слон — опасное животное, поскольку это нападение на людей произошло еще до происшествия в театре «Альгамбра».
— Понятно, — неуверенно отозвался судья.
Сэр Огастес сел, и судья обратил взгляд на погруженного, по видимости, в забытье сэра Магнуса.
— Не могли бы вы на несколько секунд присоединиться к нам и подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?
— Слушаюсь, милорд. — Сэр Магнус медленно встал и пристально посмотрел на Дарси. — Вы сказали, что единственный урон, нанесенный вам, составили легкие ушибы?
— Да.
— У вас хорошая лошадь? — прозвучал неожиданный вопрос.
Дарси побагровел.
— Я развожу лучших лошадей в стране, — рявкнул он.
— Но эта лошадь явно не была хорошо объезжена?
— Это отличная лошадь, — отчеканил Дарси. — Но только в цирке лошадей приучают общаться со слонами.
— Стало быть, для вашей лошади было вполне естественно испугаться и сбросить вас на землю?
— Разумеется.
— И выходит, все ваши ушибы были вызваны падением с лошади?
Дарси свирепо уставился на сэра Магнуса.
— Помилуйте, — вкрадчиво молвил тот, — ведь это ваши собственные слова?