Рози — моя родня
Шрифт:
— Милорд, — начал он, — полагаю, услышанного вами здесь довольно, чтобы убедить вас в том, о чем я говорил в самом начале — перед нами весьма необычное дело.
— Да уж, — милостиво согласился порозовевший после ленча судья. — Я назвал бы его необычным, даже не будь в нем никаких животных.
— Мне хотелось бы теперь, — сказал сэр Огастес, — прежде чем мы станем слушать доводы защиты — если тут вообще могут быть какие-либо доводы — процитировать одно-два сходных дела, которые мне удалось разыскать.
Он открыл один из лежащих перед ним
— Вот, например, — продолжал он, — мы видим дело Короны против Пигвисла, тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год, где обвиняемый имел в своем владении большую лошадь-тяжеловоз, которая сняла и съела не только шляпу, но и парик с головы пожилой леди на Хай-стрит. Вы можете увидеть, милорд, как судья постановил, что обвиняемый, владея лошадью-тяжеловозом и зная о ее патологическом пристрастии к цветам, был ответствен за то, что позволил ей приблизиться на пищевое расстояние к шляпе упомянутой леди. Я вижу в этом весьма яркую параллель делу, которое мы рассматриваем сегодня.
— Недурно, недурно, — отозвался судья. — Однако, сэр Огастес, если упомянутое лицо вполне управляло своей лошадью, а женщина сама подошла слишком близко к тяжеловозу, что тогда?
— Полагаю, — самодовольно заметил сэр Огастес, — лучшим ответом послужит цитата из дела Короны против Клачпенни, тысяча восемьсот девяносто четвертый год. У обвиняемого по этому делу был большой бык…
— Вы не могли бы, — перебил его судья, — подобрать сходное дело без каких-либо животных? А то недолго и запутаться во всех этих лососях, тяжеловозах, быках и слонах.
— К сожалению, милорд, — ответил сэр Огастес, — довольно трудно найти сходные дела, где бы не шла речь о животных.
— До сих пор, — раздраженно заметил судья, — я как-то не подозревал, что вся наша правовая система наводнена птицами небесными и тварями земными. Однако продолжайте.
И сэр Огастес продолжил. Около четверти часа он торжественно открывал один том за другим и цитировал дела, не имеющие, на взгляд Адриана, никакого отношения к его делу. В конце концов сэр Огастес неохотно закрыл последний том и благоговейно опустил его на стол.
— Полагаю, милорд, — заключил он, — таким образом должны быть разъяснены кое-какие аномалии, которые могли озадачить присяжных.
— Буду счастлив, — отозвался судья, — если присяжные хоть что-нибудь поняли. Но прежде, чем вы сядете, сэр Огастес, разъясните мне кое-какие детали, касающиеся дела человека с удавом.
— Похоже, у меня нет никакой надежды, — сказал Адриан сэру Магнусу.
Горы приведенных сэром Огастесом примеров совершенно убедили его, что он проиграл дело. Сэр Магнус открыл глаза и улыбнулся Адриану.
— Всегда помните, дружище, книги — что инструменты, все зависит от того, как ими пользоваться. При неумелом обращении можно порезаться о стамеску.
Он наклонился и ласково погладил предмет, коего Адриан прежде не замечал. Под столом сэра Магнуса стоял большой кожаный чемодан. Видимо, во время ленча сэр Магнус послал за ним Скрича. Оставалось лишь догадываться, что лежит в этом чемодане.
— Бедный старина Гасси, — самодовольно произнес сэр Магнус, аккуратно собирая вместе свои бумаги так, словно готовился раздавать карты, — он был обречен еще до того, как раскрыл рот.
— Обречен? — воскликнул Адриан. — Да ведь он привел неопровержимый аргумент. Мы не можем отрицать, что Рози натворила все эти дела. Конечно, у нее были самые лучшие намерения, но ведь натворила.
— Поживем — увидим, — ответил сэр Магнус, величественно вставая на ноги.
— Милорд, — начал он, учтиво поклонившись судье и милостиво улыбнувшись присяжным. — Перед нами, как весьма проницательно заметил мой ученый друг, весьма необычное дело.
Сэр Магнус остановился, достал из-под стола кожаный чемодан, открыл его и медленно, осторожно извлек три дюжины толстых томов, из которых соорудил нечто вроде оборонительного сооружения.
— Все эти тома, — он погладил книги, словно лошадь, — содержат аналогичные случаи, неопровержимо доказывающие невиновность моего клиента. Но, — он поднял указательный палец, — поскольку присяжным совершенно очевидна невиновность моего клиента, не стану утомлять вас массой подробностей.
Сэр Магнус собрал тома и вернул их в чемодан. Его действия явно произвели большое впечатление на присяжных.
— Уважаемые члены жюри присяжных, — продолжал сэр Магнус. — Перед вами обвиняемый — Адриан Руквисл. Всякому должно быть абсолютно ясно, что он честный, благородный, достойный молодой человек, наделенный особым качеством, коим все мы восхищаемся и коим мало кто из нас обладает. Я говорю о храбрости. Кто из вас, джентльмены, бесстрашно бросился бы в бурное, штормовое море, чтобы спасти бессловесное животное? Как я уже говорил вам, невиновность моего клиента очевидна. Вы знаете это, и я это знаю. Все дело в том, чтобы установить, как все вы несомненно поняли, является ли данный слон неуправляемым свирепым зверем, каким его здесь изобразили. Чтобы внести ясность в этот вопрос, я пригласил несколько свидетелей. Мистер Паклхэммер!
Мистер Паклхэммер занял место на свидетельской скамье, улыбнулся Адриану и приветствовал его ободряющими жестами. Поклялся говорить только правду и приготовился внимательно слушать сэра Магнуса.
— Если не ошибаюсь, мистер Паклхэммер, — сказал сэр Магнус, — вы находились вместе с обвиняемым Руквислом в тот день, когда ему привезли слона.
— Так точно, — подтвердил мистер Паклхэммер, — он привел его ко мне на лесной двор.
— На ваш лесной двор? Назовите конкретно вашу профессию.
— Я гробовщик и плотник, — сообщил мистер Паклхэммер.
— В таком случае ваш двор, надо полагать, был полон всякими предметами вашего производства?
— Простите, сэр, вы о чем? — не понял мистер Паклхэммер.
— Ваш двор был полон гробов и прочих изделий?
— Да, — сказал мистер Паклхэммер.
— Я частенько спрашивал себя, — вступил судья, — как это плотники ухитряются придавать гробам такую форму.
— Уверен, милорд, — мягко заметил сэр Магнус, — что мистер Паклхэммер с радостью покажет вам, как это делается, когда закончится этот процесс.