Розовая Гвиана
Шрифт:
Мы живем на Кавказе. Наш город стиснут горами с трех сторон. Город охвачен подковой из гор. Сразу за речкой горы зеленые и низкие, заросшие кривыми дикими яблонями, дикой хурмой и тёрном. Называются эти горы Просвирный курган и Кизиловка. Здесь в лощинах всегда прохладно, стоит легкая тишина и водятся кабаны и змеи.
За этими, низкими и зелеными, поднимаются другие горы, серые, крутые, будто высеченные из громадных камней. На них ничего не растет, ни травинки, ни кустика. Там гуляют большие ветры и хозяйничают орлы. Интересно смотреть, как орел, снявшись с какого-нибудь голого камня, широкими медленными
А над этими, серыми, громоздятся ввысь еще одни горы, белые, с фиолетовыми и синими тенями, похожие на свалившиеся на землю и расколовшиеся облака. Это внуки старика Эльбруса. Их так и называют — Эльбрусята. Наша школа стоит так, что из окон коридора видна вся горная цепь. Утром снег на Эльбрусятах всегда розовый, в полдень ослепительно белый, а вечером голубой, постепенно синеющий. Самого Эльбруса из нашего города не видно.
Есть у нас в городе улица Ленина — это главная — и есть улица Подгорная, которая спускается к самой реке. Есть у нас парк, который постепенно переходит в лес, и еще у нас есть озера, в которых водятся пескари и плотва. Они очень мелкие, меньше пальца, и мы их не ловим, этим занимается малышня. А мы в шестом — и у нас много других интересных дел.
В парке две танцплощадки: ближняя, недалеко от входа, и дальняя, в конце, над озером. По вечерам там тяжело бухают оркестры, горят разноцветные фонари и шаркают ноги танцующих. На танцплощадки мы тоже не ходим. Во-первых, никто из нас не умеет как следует танцевать, а во-вторых, какой интерес тереться несколько часов в тесной толпе, хотя бы и под веселую музыку?
Летом у нас короткие сумерки. Зайдет солнце, и почти сразу на город наваливается черная бархатная тьма. Она, как медведь, подминает под себя горы, дома и сады. Освещена только главная улица. Там гуляют парни и девушки. А в соседних тупичках и переулках могильная темень. Окна домов наглухо закрыты ставнями, сонными голосами перелаиваются собаки, да иногда режущим, закладывающим уши свистом перебрасываются между собой мальчишки.
В такие провальные безлунные ночи хорошо залезть в соседский сад и, затаиваясь от каждого шороха, выискивать на ощупь замшевые абрикосы, прохладные тяжелые яблоки, покрытые тончайшим скрипучим восковым налетом, и сочные, винного вкуса груши.
Яблок в наших садах великая сила — столько, что часто приходится под деревья ставить подпорки из жердей, иначе могут обломиться ветви. Поэтому, если кого-нибудь из нас и ловят в чужом саду, то хозяева не ругаются, а просят, чтобы мы не отряхивали деревья, а просто обрывали яблоки с веток и не рвали бы зеленых. Мы это сами хорошо понимаем и никогда не трясем деревьев, разве только случайно да в спешке.
Яблоки, груши и абрикосы продают у нас на базаре не килограммами, а ведрами. Стоит ведро очень дешево, но разве вы слышали когда-нибудь, чтобы мальчишки покупали яблоки на базаре? У базарных яблок совсем не тот вкус.
И есть еще другие ночи, когда просто невозможно заснуть. Весь город в полосах, квадратах и треугольниках лунного света. Город построен из теней и голубого сияния. Речушка, ворча, перекатывает камни, на берегу остывают россыпи голубой гальки, и над черными горами висит яркая, словно раздутая ветром луна.
В такие ночи хорошо всей компанией сидеть в парке и мечтать или вспоминать разные интересные истории, которые с нами случались.
НОВЕНЬКИЙ
Наш географ, Сергей Иванович, запаздывал. Юрка Блинов у стола одной рукой поднимал за заднюю ножку стул. С передних парт считали: «Раз… два… три…» Девчонки, собравшиеся в кружок, болтали и смеялись. Николайчик, подперев рукой голову, рисовал в тетради шахматного коня. Орька показывал мне новую книгу с таинственным названием «Старая крепость». Краем глаза я следил за Юркой. Он поднял стул уже одиннадцать раз. Передние парты визжали от восторга. И тут вошел директор.
Все бросились по местам. Дружно хлопнули крышки парт, и по классу расплылась тишина.
Леонид Павлович никогда не приходил в класс просто так. Значит, что-то случилось. Нагнув головы, мы ждали ветра, шквала, тайфуна. Но директор сказал: «Садитесь» — и вдруг улыбнулся. И тогда мы увидели новенького. Он шагнул вперед из-за директорской спины и остановился, будто показывая себя.
— Рыжий! — шепотом прошло по классу.
— С галстуком!
— А портфель-то, портфель!
В самом деле, у новенького был огромный портфель с двумя ослепительными замками и голубой галстук.
— Тише! — сказал директор. — Это ваш новый товарищ Борис Линевский.
Мы знали, что свободное место в классе было только одно — рядом с Галкой Щеголевой. Мы все посмотрели на Галку. Она покраснела и передвинулась на самый край скамейки.
— Линевский, — сказал директор. — Подите сядьте за шестую парту в среднем ряду.
Новичок проскрипел ботинками по проходу и уложил в ящик парты свой портфель. Потом сел. Он все делал уверенно и спокойно, как будто всегда учился в нашем классе, а сегодня только случайно опоздал.
Директор кивнул нам головой и тихо вышел. Мы все обернулись к новенькому и стали его разглядывать. Он спокойно, без улыбки смотрел на нас, положив руки на крышку парты, как будто в любой момент собирался встать и уйти.
В класс вошел Сергей Иванович.
— Так-с, голубчики, — сказал он. — Значит, у вас пополнение? Очень хорошо. Сегодня мы начнем новую тему. Мы начнем изучать физическую географию стран света. Дежурный, где карта? Сходите в учительскую и принесите карту полушарий. А пока сделаем перекличку.
Орька толкнул меня в спину:
— Тебе нравится этот рыжий?
— Не знаю, — сказал я.
— Мне тоже не нравится. Посмотри, как он сидит.
Я обернулся и посмотрел на Линевского.
Он сидел очень прямо, как будто за спиной у него была стена. Руки он все так же держал на парте, и перед ним сиял чистенький учебник географии. Волосы у него были такие рыжие, что ломило глаза. Крупные веснушки рассыпались по всему лицу. А глаза у него были серые и сердитые, как мне показалось. Он взглянул на меня и нахмурился.