Розы для магистра

Козлов Владимир Александрович

– Странно, а мне казалось, что она в Риге живёт, – сказал он.

– Здесь она. Я даже запомнила фамилию, какую она сейчас носит. На окне кассы было написано «Вас обслуживает Мария Сера».

– Для меня это новость приятная, и посмотреть на неё хочется. «Мы ведь с ней хорошими друзьями были не только в школе», – задумчиво произнёс Анатолий.

– Сразу видно, что ты самолётом давно не летал, а то бы увидал её, – сказала Беляева.

– Летал

в Харьков и совсем недавно, но билеты брал в центральной кассе. Мне туда ближе обращаться, я ведь как женился, через год перебрался жить в Мещеру. В своих краях редко бываю. А если и бываю, кроме родителей и Миндаля никого не вижу.

– Сходи навести её, если тебе интересно узнать о её судьбе, ведь считай, больше двадцати лет не виделись, – посоветовала ему Беляева.

– Заеду, при случае к ней обязательно. Интересно будет на неё посмотреть и мне не понятно, почему она билетами торгует, а не музыкой занимается. Она же подавала большие надежды в те года.

– Мало ли, что могло в жизни случиться, может, у неё рука отсохла, и по клавишам бить нельзя или музыкальный слух пропал.

– Добавь ещё, оглохла и ослепла, – засмеялся Анатолий, – ладно, я пойду, ты заходи ко мне, если нужда будет?

– А, что ты Толик смеёшься, – зашептала она. – Помнишь, у нас на телевидении был диктор Бардин, так он говорят, объелся малинового варенья и после этого простыл и начал заикаться. Поэтому его и нет сейчас на экранах.

– Он сейчас в Москве в театре работает, – а ты малины объелся, – передразнил её Магистров.

Беляева осталась сидеть с открытым ртом, а он вышел из цеха.

«Надо выйти за пределы фабрики и прогуляться, – подумал он, – схожу в кафе, посижу немного, соку выпью. Необходимо отдохнуть после вчерашнего сексуального марафона»

Но он занимался самообманом, ноги его потянули во дворец Радищева. Он сел в автобус и поехал туда. И тут сразу всплыло прошлое: Маринка Сухарева, его одноклассница всех больше нравилась ему, особенно её чудная игра на пианино завораживала его. Она часто выдавала свои концерты в актовом зале, где он не только заслушивался её игрой, но и любовался, как нарядной куклой. Надо сказать, что Марина тоже кидала в его сторону не пустые взгляды. У неё были чёрные настоящие кудри, и под носом красовалась небольшая родинка, которая придавала ей особую пикантность. Некоторые учителя называли её ягодкой. Она действительно была похожа на неё, особенно тогда, когда поверх ученической формы надевала кофты ярких тонов. Маринка сама пересела к Толику за парту в конце зимы и постоянно угощала его сушёными бананами и коржиками. Но классный руководитель, обнаружив эту перемену, рассадил их на прежние места, подсадив к ним отстающих ребят. Обычно вся их дружба заключалась только в стенах школы и не более, пока Толик не обнаружил у себя на парте записку. Магистратов!

…После школы жду тебя у себя дома. Я тебе исполню свой романс «Очарование», к которому слова и ноты сама написала. Ты будешь первым, перед кем я его исполню. Мои родичи утром уехали в область, к родственникам, а вечером у них там торжественный вечер, посвящённый восьмому марту, и я буду дома одна воодушевлённо ждать тебя.

Марина. Он ей ответил:

…Обязательно буду и твой романс «Очарование» согласен слушать вечно, обняв тебя за плечи.

Толик.

И эти записки попали в руки в руки классно руководителя, которая навела бурю, после которой Толик ушёл в школу рабочей молодёжи, а Маринку отправили к бабушке в Ригу. «А зачем я собственно пойду к ней, – думал он. – Показать себя и ущемить Маринку тем, что в отношении её, он имеет уютный личный кабинет и персональную машину, а не маленькую каморку кассы аэрофлота. Она мне плохого ничего не делала, как и её отец, который запросто мог меня тогда упечь в тюрьму. Нет, конечно, я ей не буду говорить, где и кем работаю. Просто приду и поздороваюсь с ней. Если захочу, обниму её как друга. А что, так оно и есть? Скажу ей, что твой романс Очарование я не забыл».

С такой мыслью он зашёл в фойе дворца культуры, где находилась касса аэрофлота. Марина в это время выметала веником пол в кассе и стояла задом к нему, когда он, стуча каблуками по мозаичному полу, подошёл к ней.

– Мужчина погуляйте, пожалуйста, пять минут, у меня технический перерыв, – сказала она.

– Я больше двадцати лет ждал. Хватит, наверное, Марин, – ответил он ей.

Она оставила своё занятие и посмотрела на Толика:

– Магистратов ты? Боже мой, какие же мы глупые с тобой были, – вместо приветствия произнесла она. – А я ведь наводила о тебе справки, слышала, ты давно женат. Сына растишь и работаешь с металлоломом.

У Марины не было на лице радости, а была какая – то неловкость, которая, скорее всего, объяснялась, её местом работы. Но она, как и прежде была интересная, и её официальность предавала ей протокольный вид, который не располагал к откровенной беседе. Он вспомнил, как называл её зажатой в детстве. От этой зажатости её ни года, ни Рига, не избавили. Маринка стояла перед ним чужая, и он пожалел о своём никчёмном визите.

Магистратов понял, что разговора с ней не получится, начал потихонечку ретироваться:

– Да я работаю во «ВТОРЧЕРМЕТЕ» весовщиком. Зашёл сюда расписание узнать, когда самолёты в Харьков летают?

Хотя он прекрасно знал расписание всех рейсов этого маршрута.

– А я обрадовалась глупая, думала, ты ко мне пришёл? – уловил он обиду в её голосе.

Конец ознакомительного фрагмента.