Розы любви
Шрифт:
— Если судить по супу, Глэдис явно не годится в кухарки, — заметил он. — Это жаркое тоже имеет не слишком-то аппетитный вид.
Попробовав жесткое, как подошва, мясо, Клер не могла не согласиться Никлас положил в рот кусок и поморщился.
— Положительно, еда никуда не годится. Надо что-то делать.
И он устремил на Клер задумчиво-вопросительный взгляд. Девушка нахмурилась.
— Да, я хорошо готовлю, но у меня не найдется времени, чтобы возиться на кухне. И не пытайтесь убедить меня, что любовница обязана еще и стряпать для своего покровителя.
— Я вовсе и не помышлял о том, чтобы вы тратили свое драгоценное время на кухне —
— Нет!
— Ну что ж, тогда поговорим об этом как-нибудь и другой раз.
Он ткнул вилкой в вареную картофелину, и та сразу же развалилась, превратившись в бесформенную белую массу.
— Вы часом не слыхали о какой-нибудь приличной кухарке, которой нужна работа?
— В нашей долине таких нет. Возможно, вы смогли бы найти кухарку в Суонси, но, по-моему, вам лучше обратиться в одно из тех лондонских агентств, которые специализируются на французских поварах для аристократов.
— Французские повара, как правило, чересчур темпераментны, к тому же в Уэльсе большинство из них сошли бы с ума от скуки. Неужели в округе нет ни одной кухарки, умеющей готовить валлийские деревенские блюда?
Клер озадаченно сдвинула брови.
— Насколько я понимаю, такие кушанья слишком просты для джентльмена.
— Мне нравится деревенская еда, если она хорошо приготовлена. — Внимательно изучив подозрительного вида комок, он отодвинул его к краю тарелки.
— Даже пингвины отвернулись бы от такой рыбы. Ну так как же? Неужели вы не знаете какую-нибудь хорошую стряпуху, которая могла бы начать работу в Эбердэре в самое ближайшее время — а лучше всего завтра?
Его аристократическая нетерпеливость вызвала у нее улыбку.
— В Пенрите живет одна женщина, которая до замужества работала судомойкой в Эбердэре. Она не училась на кухарку, но всякий раз, когда я ела в ее доме, пища была превосходной. И ей нужна работа: ее муж погиб в шахте в прошлом году.
Никлас положил на тарелку нечто коричневое, сочащееся неизвестной жидкостью.
— А это что такое? Впрочем, нет, не отвечайте, я предпочитаю остаться в неведении. Если вы сумеете уговорить эту вдову наняться ко мне прямо завтра, я буду благодарен вам всю жизнь.
— Я постараюсь. — Клер посмотрела на серую, раскисшую брюссельскую капусту и брезгливо сморщила нос. — Как-никак, я тоже в этом заинтересована.
Вяло пожевав еще несколько минут, Никлас сказал:
— У вас было время поразмыслить над обновлением убранства Эбердэра. Вы уже решили, что будете делать?
— Осмотр первого этажа подтвердил мое первое впечатление: достаточно все хорошенько вымыть и вычистить, удалить лишние вещи, и дом преобразится. — Клер откусила кусочек яблочного пирога, который оказался довольно безвкусным, но съедобным. — Я не собираюсь осуществлять какие-нибудь слишком уж радикальные перемены — ведь когда вы снова женитесь, у вашей жены наверняка будут свои планы.
Никлас поставил свой бокал на стол так резко, что тот едва не разбился.
— Об этом можете не беспокоиться. Я больше никогда не женюсь.
В его голосе — впервые за два дня их знакомства — звучала злость, лицо стало мрачным, как грозовая туча. «Должно быть, он очень любил свою жену и до сих пор о ней горюет», — подумала Клер.
Покойная Кэролайн, виконтесса Трегар, была дочерью графа, имела титул «леди» и принесла своему мужу богатое приданое. В те несколько месяцев, которые
Но что же все-таки произошло в ту роковую ночь, когда умерли старый граф и леди Трегар? Трудно поверить, что Никлас мог настолько обезуметь от похоти, что вопреки всем нормам морали лег в постель с женой своего деда. Правда, вторая графиня — ее звали Эмили — была старше внука своего мужа всего на несколько лет и к тому же весьма привлекательна, но никто и не взглянул бы на нее второй раз, если бы в той же комнате находилась Кэролайн.
Разве что… разве что Никлас так люто ненавидел своего деда, что захотел причинить ему самую жестокую боль, какую только можно вообразить.
Клер едва не замутило от мысли, что Никлас, возможно, соблазнил графиню, руководствуясь таким низменным мотивом. Перед ее мысленным взором промелькнула вереница ужасающих картин: Никлас и жена его деда предаются разврату; старый граф застает их на месте преступления и падает без чувств, сраженный смертельным апоплексическим ударом; на шум прибегает обеспокоенная Кэролайн, затем в истерике мчится прочь, — и погибает, спасаясь бегством от чудовища, за которое вышла замуж.
Если все так и случилось, то Никлас несет моральную ответственность за смерть своей жены и деда, пусть даже он не убил их собственными руками. Однако Клер не могла поверить, что он действительно вел себя так гнусно. Пусть он был горяч и необуздан, но она не видела в нем признаков настоящей порочности.
Тем не менее нельзя исключать и того, что он действовал, поддавшись порыву, без заранее обдуманного намерения. Если так оно и было, то у него все равно достаточно оснований для того, чтобы чувствовать себя виновным в смерти жены и деда.
Охваченная досадой и отвращением. Клер резко оттолкнула от себя тарелку.
— Полностью с вами согласен: за таким обедом лучше не засиживаться, — проговорил Никлас, не подозревая, какие мрачные мысли ее одолевают.
На мгновение Клер растерялась: как совместить жуткие картины, проносившиеся в ее мозгу, с образом того веселого, обаятельного мужчины, который сидит напротив нее? Да-а… Коль скоро придется целых три месяца провести в обществе этого человека, надо раз и навсегда выбросить из головы любые домыслы о его прошлом. Иначе она сойдет с ума. Никлас уже сейчас глядел на нее, озадаченно сдвинув брови, гадая, что с нею стряслось. Сделав над собой усилие, Клер спокойно сказала:
— Теперь вы будете пить портвейн, не так ли? Вероятно, мне следует удалиться.
Его нахмуренный лоб разгладился.
— На сей раз я обойдусь без портвейна, поскольку нахожу вас гораздо интереснее любого напитка — каковой и полагается быть любовнице.
— Как раз сейчас я вовсе не чувствую себя такой уж интересной, — ответила Клер, вставая. — Могу ли я пойти к себе? Или по условиям нашей сделки я обязана пробыть в вашей компании весь вечер? Он тоже поднялся.
— Думаю, несправедливо заставлять вас вес время терпеть мое общество — однако я был бы весьма рад, если б вы согласились остаться добровольно. Ведь еще довольно рано.