Розы любви

Патни Мэри Джо

Упоминание о деньгах и тем более о виски моментально направило мысли Уилкинса в другое русло.

— Ладно, — буркнул он наконец. — Давай двадцать пять гиней, и можешь забирать щенка со всеми потрохами. Бог мне свидетель, проку от него ни на грош. Только и делает, что ноет и хнычет, да клянчит еду.

Никлас посмотрел на шахтеров, которые молча наблюдали эту сцену.

— Вы согласны быть свидетелями того, что мистер Уилкинс добровольно отказывается от всех прав на своею сына в обмен на сумму в двадцать пять гиней?

Большинство зрителей кивнули: на их лицах

было написано отвращение к человеку, который готов продать собственного сына.

Никлас отвел острие кайла от горла Уилкинса, и тот тяжело поднялся на ноги.

— Дай мне свой адрес, и сегодня вечером тебе доставят деньги. Мой управляющий потребует у тебя расписку, удостоверяющую, что тебе заплачено за мальчика сполна.

После того как Уилкинс кивнул в знак согласия, Никлас отбросил в сторону кайло и вкрадчиво проговорил:

— Ну вот, теперь, когда мы с тобой оба стоим на ногах, может, ты откроешь свой грязный рот и возведешь на меня еще какой-нибудь поклеп? Не бойся, я не вооружен, так что мы сможем обсудить твои заявления и разобраться между собой как мужчина с мужчиной.

Хотя шахтер был тяжелее по меньшей мере фунтов на тридцать, он отвел глаза и тихо, так, чтобы его смог расслышать лишь только Никлас, пробормотал:

— Да делай ты, что тебе нравится, цыганский ублюдок, мне-то что?

Чувствуя, что Уилкинс уже надоел ему до самой последней крайности, Никлас отвернулся от его багровой физиономии и обратился к Моррису.

— Оуэн, если я возьму на себя все расходы на содержание Хью, ты согласен забрать его к себе и растить вместе с твоими собственными детьми? Или, если это по какой-то причине невозможно, не знаешь ли ты какую-нибудь другую подходящую семью?

— Мы с Маргед возьмем его, — Оуэн обнял мальчика за плечи. — Хочешь всегда жить со мной, Хью? Только имей в виду: тогда тебе придется ходить в школу.

Глаза Хью наполнились слезами. Он кивнул и молча уткнулся лицом в шею Оуэна. Пока тот гладил малыша по спине, Никлас вместо того, чтобы растрогаться, цинично размышлял о великой силе денег. За каких-то двадцать пять гиней можно было дать ребенку совершенно новую жизнь! Естественно, благородная кровь стоила больше: сам Никлас обошелся старому графу вчетверо дороже. И можно не сомневаться, что тот заплатил бы и более высокую цену, если б в жилах его внука не было низкой примеси цыганской крови.

Лицо Никласа напряглось и застыло; он отвернулся.

Отныне малыш Хью будет жить в доброй, порядочной семье — это единственное, что действительно имело сейчас значение…

На протяжении всей этой сцены Клер молча наблюдала за Никласом, и ее проницательные голубые глаза подмечали все. Когда он взглянул на нее, девушка сказала:

— Теперь я вижу, что вы, милорд, небезнадежны.

— Если вы воображаете, будто я сделал это из человеколюбия, то глубоко заблуждаетесь, — резко возразил он. — Всему виной мое своенравие и упрямство.

Она улыбнулась.

— Упаси Бог упомянуть ваше имя в связи с каким-нибудь добрым делом! Ведь тогда вас, чего доброго, с позором исключат из Общества Развратников и Плутов.

— Меня

не могут исключить, так как я — один из его членов-учредителей, — отпарировал Никлас. — Между прочим, вам давно пора переодеться в сухое, иначе вы замерзнете до смерти. И необходимо принять ванну — на вас столько угольной пыли, что вы выглядите как трубочист.

— Вы тоже, милорд. — Продолжая улыбаться, она вошла в сарай, где перед спуском в шахту оставила свою одежду. Никлас, Оуэн и Хью воспользовались другим сараем. Обычно Оуэн трудился до более позднего часа, но так как наводнение нарушило весь распорядок работы шахты, он решил вместе с Хью отправиться домой пораньше.

Переодеваясь, Никлас тихо спросил Морриса:

— Ты уверен, что Маргед не станет возражать, если ты приведешь в дом чужого ребенка?

— Не станет, — убежденно ответил Оуэн. — Хью — умный, славный малыш, и Маргед часто говорила мне, что хотела бы, чтобы он был нашим сыном. Поскольку Уилкинс не пускал его в воскресную школу, она сама при случае учила его и буквам, и счету. Да и кормила тоже. Бедняга все время ходил голодный.

Пока они разговаривали, Хью стащил с себя свою мокрую рваную рубашку, обнажив костлявую спину, исполосованную вздувшимися рубцами от ремня. Никлас нахмурился.

— Меня так и подмывает выйти и оторвать Уилкинсу голову. Или ты предпочитаешь проделать это собственноручно?

— Не искушай меня, — с сожалением вздохнул Оуэн. — Теперь, когда Уилкинс согласился отдать мальчика, лучше оставить все как есть. Он несколько лет прослужил в армии и теперь рад любому предлогу, чтобы подраться. Ради чего делать из него еще большего врага, чем сейчас? А кроме того, — заключил он, вспомнив о благочестии, — наш Господь Иисус Христос был против насилия. Никлас усмехнулся, надевая сюртук.

— Что я слышу? Разве не ты только что уложил Уилкинса не хуже, чем любой профессиональный боксер?

— Иногда приходится быть твердым с коснеющими в грехе нечестивцами, — с лукавым огоньком в глазах ответствовал Оуэн. — Даже Иисус как-то вышел из себя и бичом изгнал менял из храма.

Хью подошел к Оуэну и доверчиво взял его за руку. Никласу тут же снова вспомнился преподобный Морган. Хорошо, что он поддался доброму порыву и выкупил мальчика у этого зверя, его отца.

Когда они закончили переодеваться и вышли из сарая, Никлас увидел, что тело Бодвилла уже подняли из шахты и теперь укладывают на землю возле будки рукоятчика. За этой процедурой наблюдал массивный человек, по-шахтерски мускулистый, однако одетый в дорогой костюм и явно привыкший командовать.

— Это Мэйдок, — пробормотал Оуэн.

Никлас так и подумал. Хотя ему и хотелось встретиться с управляющим пенритской шахтой, он предпочел бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. Оглянувшись в поисках Клер, он увидел, что она выходит из другого сарая, одетая в мужской верховой костюм. Слава Богу, что вокруг толпится много народа — будет нетрудно забрать ее и лошадей и незаметно скрыться. Однако на сей раз удача им изменила. Мэйдок отвернулся от утопленника, поднял голову, и его взгляд упал на Клер.