Розы любви
Шрифт:
— Шахта отняла жизнь у кого-то еще, к кому вы чувствовали особую привязанность? — тихо спросил он.
Сначала она ничего не ответила, в тишине слышалось лишь журчание воды, потом, запинаясь, произнесла:
— Когда-то… в ранней юности… я встречалась с парнем. Мне было тогда всего пятнадцать, а Айвору — на год больше. Но мы испытывали друг к другу нежность, мне все время хотелось смотреть на него, а ему — на меня. Это была первая, робкая влюбленность. Иногда, выйдя после службы из молельни, мы разговаривали — на общие темы, боясь, что кто-нибудь догадается
Выросший в долине Никлас не раз наблюдал невинную страсть деревенских парней и девушек, которые нашли своих суженых. Какой-нибудь циник мог бы сказать, что в основе подобных отношений кроется простая животная похоть, но Никлас знал, что это не так. Достаточно было вспомнить, как Оуэн ухаживал за Маргед: с самого начала влюбленных окружал такой сияющий ореол немного нелепого, наивного, но искреннего взаимного обожания, что Никласу порой бывало больно видеть их вместе. Он завидовал, потому что сам никогда не был настолько невинным.
В пятнадцать Клер наверняка была такой же, какой была в этом возрасте Маргед, — с чистой душой и преданным сердцем. Был ли юный Айвор достоин этого дара — ее первой любви? Клер никогда этого не узнает, как не узнает, был ли он способен предать ее, — потому что он умер, когда их любовь еще только расцветала, тая в себе бесконечные возможности…
С той самой минуты, когда они подошли к шахте, Никласа одолевало желание немедленно защитить Клер от грозящих со всех сторон опасностей, но он подавлял в себе эти порывы. Теперь же он перестал бороться с собой и сделал единственное, что было сейчас в его силах, — попытался хоть как-то утолить ее печаль.
— Вы очень смелая, — прошептал он и, наклонив голову, провел губами по ее мокрой щеке.
Когда их губы встретились, Клер тихо, удивленно вздохнула, и ее голова опустилась на плечо Никласа. В отличие от прохладной щеки ее уста были волнующе горячи. Держать ее в воде было нетяжело, она казалась легкой и податливой. Там, где их тела прижимались друг к другу, мокрая одежда смялась и нагрелась, создавая ощущение, будто это соприкасается обнаженная плоть. Клер, похоже, не возражала, что его бедро очутилось между ее бедрами, а ее груди были крепко прижаты к его груди.
Вначале его поцелуй был простым — только прикосновение сомкнутых губ — и почти братским. Но в желании, которое она в нем возбуждала, не было ничего братского. Для пробы он слегка разжал губы — и тотчас ее губы тоже раскрылись, и их дыхание смешалось.
Ободренный, он коснулся ее губ языком. Клер вздрогнула, и на одно мучительное мгновение он испугался, что сейчас она скажет: «Довольно», — и окончит этот поцелуй. Но вместо этого ее язык робко коснулся его языка, а руки стали легко-легко поглаживать его спину.
Вкус у нее был сладкий, как у летнего вина. Он понимал, что это безумие — чувствовать такое жгучее, неукротимое желание сейчас, когда им грозила смерть, однако на один шалый
Клер предполагала, что когда Никлас наконец поцелует ее как полагается у любовников — в губы, это будет что-то вроде атаки на все ее чувства. Она совершенно не ожидала, что встретит такую чудесную нежность. Интуитивно девушка чувствовала, что эти объятия отличаются от вчерашних и позавчерашних, когда он просто спокойно проверял ее реакцию и намеренно обманывал ее ожидания, стремясь сбить с толку. Сегодняшний поцелуй был другим, обоюдным, потому что сейчас они уже не были противниками: опасность сделала их товарищами.
И эта опасность еще далеко не миновала. Клер нехотя отвернула лицо.
— Я… я думаю, что… хватит.
— Вы думаете? Но вы не уверены?
Прежде чем она успела ответить, его губы вновь встретились с ее, и под воздействием этих колдовских чар ее заговоривший было робкий здравый смысл снова умолк. Она прижалась к нему и задрожала, когда его рука медленно скользнула вверх и задела ее грудь. Это легкое прикосновение вызвало в ее теле целую бурю ощущений.
Но вместе с ними тотчас же явилось чувство вины и острого смущения от того, что его чресла бесстыдно трутся о ее лоно. Она отстранилась и твердо сказала:
— Я уверена.
Он затаил дыхание, потом медленно, с тяжелым вздохом сожаления отпустил ее.
— Какая жалость…
Рука, крепко обнимавшая ее, начала медленно-медленно разжиматься.
Клер соскользнула с его бедра, чтобы хоть немного уменьшить их чрезмерную близость. Однако трудно было сохранять видимость достоинства, когда их тела по-прежнему оставались сплетенными: ведь отделившись, она рисковала утонуть.
Эта мысль вновь всколыхнула в душе Клер тот ужас, который она испытала, когда ее едва не утянуло под воду. Это Никлас спас ее, спас от верной смерти. Если бы он не был таким сильным и упорным, она превратилась бы сейчас в еще одну жертву ненасытной шахты.
— Вы спасли мне жизнь, милорд. Спасибо.
— Я руководствовался чисто эгоистическими соображениями. Без вас в моем доме тотчас бы воцарился хаос.
Его поддразнивание разбудило в ней чувство юмора.
— Однако если бы я своим непрошеным вмешательством не осложнила вашу жизнь, — заметила Клер, — вы были бы вольны покинуть Эбердэр.
— А кто сказал, что жизнь должна быть проста? — И он уткнулся лицом в изгиб между ее плечом и шеей.
У Клер перехватило дыхание. В их соглашении говорилось только о поцелуях: в своей наивности она и не подозревала, какими разнообразными, ничуть не менее обольстительными, чем поцелуи, могут быть иные прикосновения мужчины.