Ррит Тираи
Шрифт:
К’хиришу могло стать плохо от перенапряжения. Ведь рядом не было Р’йенры, способного поддержать его и согреть. Но тогда он позвал бы на помощь... К тому же певчий хманк– не глупый ребёнок, он хорошо знает пределы своих возможностей. Он не стал бы ставить над собой эксперименты сейчас, не стал бы рисковать без причины.
Что случилось?
Грива Р’йенры встала дыбом: неужели?.. «Это ваши события, - вспомнил он слова К’хириша. – Хорошие, плохие, важные. Не мои». Неужели К’хириш сознательно покинул его?К’хириш ставит эксперимент на нём, Р’йенре? Певчий, несомненно, знал, что Ацарши предложит
Р’йенра разозлился. Он собирался высказать К’хиришу всё, что о нём думает, и не выбирать выражений.
Но его гнев был тем гневом, из-за которого кричат и ругаются, а не тем, с которым проклинают и оставляют.
Поняв это, он принял решение.
Напоследок он всё же позвал ещё раз, выдохнув сквозь стиснутые зубы, сузив глаза: «К’хириш, я не умею читать мысли. Я не хочу подводить тебя. Я не знаю, что делать. Я не могу сам, мне нужна твоя помощь! К’хириш! К’хириш, друзья не поступают так!»
Молчание.
Ацарши вновь заговорила в тишине. Едва заметная усмешка изгибала её губы.
– Пусть говорит М’рхайра, - приказала она.
М’рхайра повёл головой с досадливым вздохом. Отстранённо Р’йенра подумал, что любимый друг не только замечательно циничен, но и беспредельно бесстрашен. Сейчас он даже не испытывал волнения. Уверенный в себе, он спокойно играл с Ацарши в её игру. Странным образом это сближало его с людьми древности. Старуха была ему смешна, он был ей отвратителен, но родство их в действительности оказывалось прочнее, чем понравилось бы им обоим.
– Это плохая мысль, - сказал М’рхайра.
– Убить сильного врага – всегда хорошая мысль.
– Да, если рядом с ней есть какие-нибудь другие мысли.
Р’йенра даже уши прижал: в своей дерзости «лезвие» хватил через край. Ацарши тихо зарычала, не обнажая клыков. Н’йирра помрачнел. М’рхайра покачал головой, хладнокровный. Р’йенра заподозрил, что его слова хорошо рассчитаны.
– Ты не перебьёшь хманков по одному, - сказал М’рхайра старейшине. – Ты хочешь раздразнить врага, который уже дважды показывал нам свою силу. Твои мёртвые родичи наКадаре умоляли бы тебя этого не делать.
Он договорил и усмехнулся. Р’йенру жуть брала от его смелости. Весь совет напрягся в прыжковых упорах, их верхние губы одинаково задрожали и приподнялись, словно они готовы были рвануться вперёд и растерзать М’рхайру в мгновение ока. А он не повёл и ухом.
– Я услышала, - тяжело ответила Ацарши. – Достаточно.
М’рхайра по-хманкски пожал плечами. «Неверно», - понял Р’йенра. Беспечность М’рхайры и его плохо скрытое презрение к законам древней чести всё же сослужили плохую службу. Неизвестно, что Ацарши хотела услышать, но определённо не это. Не логические рассуждения, не напоминание о несчастливой судьбе предков.
Теперь всё зависело от Р’йенры.
Он закрыл глаза.
– Скажи ты.
То был голос Н’йирры. Р’йенра вскинулся. Величественный старик сидел, опустив голову, и раззолоченные косы лежали на его груди. Слова М’рхайры и ему не пришлись по вкусу, но он, несомненно, давал гостям второй
И он сказал, обращаясь к Н’йирре и глядя только на него, сказал очень медленно, тщательно следя за произношением, пытаясь представить, как выговорил бы эти слова человек, не знавший ни Второй, ни Первой войны:
– Этот хманк – мой друг. Я так выбрал. Я буду драться с теми, кто придёт его убивать.
Зелёные кроны волновались, окутанные туманом; ветер уносил его клочья, но не мог рассеять бескрайний его океан. Водяная пыль висела в воздухе, бросалась в лицо, отягощала волосы, и холодные капли сбегали с них на спину и плечи. Запахи были прекрасны. Омытая дождём Тираи благоухала. В воздухе сплетались ароматы влажной почвы, свежей воды, озона, растительных соков и цветочного нектара, и пьянящую эту смесь оттенял едва уловимый запах влажной шерсти мелких зверьков.
Р’йенра вновь подумал, что Тираи похожа на Хманкан. В прежние времена хманки непременно заявили бы на неё свои права. Но сейчас их слишком мало, да и волнуют их другие вещи – не стяжание богатств, не охота за новыми территориями. К’хирилл несколько раз пытался объяснить Р’йенре, как хманки мыслят теперь, но Р’йенра не сумел понять его. «Да, - подумал он, - таковы они, хманки. Люди успели изучить хманков, какими они были раньше. Теперь мы не повторили бы прошлых ошибок. Но хманки успели измениться, и вот – нас вновь ждут попытки понять их. И это будет сложнее, чем прежде...»
Вчетвером они шли через луг, ориентируясь только по запаху. Очертания ай’аххара даже не угадывались в пелене тумана, но его громада рассекала сплетение воздушных потоков, а мокрая обшивка распространяла слабый собственный аромат, который легко отслеживался, потому что был отчётливо чуждым зелёному миру... Вчетвером они шли: Р’йенра,М’рхайра, Л’йарса и Н’йирра.
Р’йенра выделил в море запахов запах златокосого старика и вновь ощутил прилив безмерной благодарности – как тогда, на допросе в родовом доме Ацарши. Давая ей окончательный ответ, Р’йенра понимал, что тот будет встречен презрением и насмешками: мальчишка без единого знака доблести, жертва вырождения, не умеющий даже охотиться толком, - и намерен драться с испытанными воинами? Урши и Сатарши переглянулись и скривились, М’йарга рассмеялся, Л’йарса отвёл лицо с таким видом, будто учуял зловоние.
Великие старейшины отреагировали иначе.
Ацарши ничего не сказала, но выглядела довольной. Из её облика ушла угроза. А зелёные глаза Н’йирры приветливо блеснули. Он улыбнулся Р’йенре, и запах его выразил, что старый воин, живой герой древности признаёт и принимает юнца. Он считает его достойным. У Р’йенры голова закружилась от невыносимого, на удушье похожего облегчения.
Н’йирра заговорил тогда. Слова его изрядно удивили и встревожили младших членов совета.
– Это хорошо, - сказал он. – Я возражу Ацарши. Я скажу, что хманка не надо убивать. Я хочу посмотреть на него. Достаточно ли смел твой друг, Р’йенра, чтобы взглянуть мне в лицо?