Рубежи свободы
Шрифт:
И я никогда не забуду слова моего Адмирала. Что сейчас на свете он боится лишь одного. Что мы не сможем историю изменить, и через сколько-то лет все пойдет как там — распад СССР, реставрация капитализма. И вся наша суета здесь окажется битвой с ветряными мельницами. Три твари в этом веке причинили нашей стране, нашему народу, наибольший вред — Гитлер, Горбачев, Ельцин. И если в этой реальности мы предупреждены, и последние двое не поднимутся выше рядового рабочего или колхозника — то с их идеями может вылезти и другая мразь, что марксизм о роли личности в истории говорит?
"Не бывает такого, чтобы один проходимец сбил с пути многомиллионную нацию" — Энгельс, "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта". Значит, массы тоже хотели — как рассказывал мне мой Адмирал, "в девяносто первом мы верили, скинем комбюрократию, демократически выберем лучших — и все как в Швейцарии заживем". И выбрали — жуликов и воров, растащивших по карманам и оффшорам народное достояние — все, что мы десятилетиями создавали, за что кровь лили, себя не жалея! Легко остановить одну большую сволочь — но что делать со сволочной идеей, охватившей массы как вирусный грипп?
Так и появилась наша служба. В мое первое дело в Киеве, то же лето Победного сорок четвертого, я числилась как помощник Члена ЦК ВКП(б) товарища Пономаренко, ответственного за пропаганду. Это удостоверение и сейчас у меня есть, как и "корочки" МГБ — согласно регламенту, сотрудники Службы Партийной Безопасности имеют право "при исполнении" на любую должность и фамилию. Мы стоим в иерархии выше, чем госбезопасность, но не подменяем ее — если их можно сравнить с хирургами, удалять пораженное уже развившейся болезнью, то мы, терапевты, должные процесс на ранней стадии перехватить, или даже гигиенисты, такие условия обеспечить, чтоб болезнетворным бациллам благоприятной среды не было с самого начала. Ну а в разговоре к нам прилепилось неофициальное слово "инквизиция". Хотя герр Рудински, (бывший группенфюрер, а сейчас бессменный пока глава Штази ГДР), с которым я свела знакомство, когда он приезжал в Москву по служебным делам (а после и я также побывала в гостях в Берлине), утверждал, что мы, это полный аналог СД, "партийная безопасность", также стоявшая в иерархии выше всех спецслужб Рейха.
Еще нас зовут "опричниками" (фильм про Ивана Грозного вышел здесь в сорок девятом, обе серии). Хотя это чаще относится к таким, как Смоленцев или Кунцевич. Которым уже после Победы доводилось и выжигать бандерье из вонючих схронов, и помогать товарищам из Народной Италии доказывать мафии, что она вовсе не бессмертна. И случалось погибать, в формально мирное время, и даже на своей территории. Ну а я после Киева, где их "атаман", генерал УПА Василь Кук меня к смерти приговорил, лишь исполнить оказались руки коротки — больше работала с людьми творческими. И с Мастерами знакомство довелось свести, как например, фантаста Ефремова в Союзе Писателей отстаивала — но нередко такой гадючник попадался, руки хотелось вымыть после! Одна лишь Лида Чуковская чего стоит [6] , достойная предтеча тех, кто в "перестройку" с эстрады будут кривляться, "не отдадим завоеваний социализма — а что, их кто-то хочет у нас отнять?", "будем голодать стоя, а не на коленях", "так жить нельзя". Которые как раз и расшатывали понемногу монолит советской веры. Скажете, они были зеркалом реальных ошибок политики Партии? Так тот фронт отдельный, большая стратегия — и хочется верить, что те, кто наверху, здесь такого безобразия не допустят! Ну а мы тактики, принимаем меры на своем уровне. На Севмаше я с товарищами учеными много общалась, и от них узнала, что теоретическая прочность материала (стальной балки или проволоки) в разы, если не на порядки, выше конструкционной — но лишь при условии, что образец идеальный, без микротрещин и локальных неоднородностей, чего практически не бывает. И разрушение при превышении нагрузки всегда с этих микроскопических слабых мест и начинается — чем их больше, тем скорее. Ну так позаботимся, чтобы в духовной области здоровых трудовых масс СССР было поменьше таких "концентраторов напряжений" — все не убрать, но сильно убавить их число вполне реально. И хуже от этого точно не будет!
6
Прим. авт. — см. Алеет восток
На Севмаше праздник — спуск на воду очередной атомарины для ВМФ СССР. Серый пасмурный день, обычный здесь для начала марта, который тут совсем не весна — везде снег лежит. А на заводе торжество — пришли и те, кто был в этот час свободен от смены, но тоже хотел посмотреть на итог своего труда. С одобрения руководства — для поднятия морального духа коллектива. Не только заводские, но и ученые, инженеры и преподаватели Северного Кораблестроительного института, а также те, кто работал на Втором Арсенале, секретном объекте за южными озерами — и лишь те, кому положено, знали, что товарищ Курчатов там не минно-торпедным вооружением занимается, а совсем другими делами. Я тоже присутствовала, стояла рядом со своим Адмиралом. Не было оркестра — лишь из репродуктора гремел марш. И не произносили торжественных речей — да и погода не способствовала. И вот, открыли ворота док-камеры, где стояла огромная сигара атомарины — из-за резинового покрытия на корпусе, атомные лодки не спускают со стапелей, а строят, как линкоры, хотя и говорят "спустили". Еще будет достройка на плаву у стенки завода — но лодки сходят на воду в большей технической готовности, чем надводные корабли, а оттого, достроечный период у них короче. Марш из репродуктора сменился выпуском новостей — трудовые подвиги советского народа и всего социалистического лагеря. И про Китай, где стараниями американского империализма и военщины все еще полыхает война — хорошо хоть, уже не у наших границ! И не как в пятидесятом, когда едва до Третьей Мировой не дошло.
Народ расходиться стал — кроме тех, кому положено на лодке работу продолжить. И мой Адмирал мне сказал тихо, чтоб никто больше не слышал:
— Солнышко, я к Курчатову. Затем к Золотареву загляну. До вечера — увидимся уже в гостинице.
Ой, приятно как, когда он так меня называет! Когда мне хочется слабой быть — а не "стальной леди", давно уже нет тут мистера Эрла, кто мне это прозвище дал, так прилепилось! Юрка Смоленцев с большей частью своих "песцов" на Второй Арсенал поехал, охрану обеспечивая — со мной лишь Лючия (и никто не скажет, что хрупкая итальяночка, это отменный рукопашник и стрелок, бывшая партизанка-гарибальдийка, да и Смоленцев очень хорошо обучал свою жену, ходившую с ним самого Гитлера брать) и трое ребят. Старшим — Валя Кунцевич, тоже из команды "будущего". Проник в кабинет на втором этаже заводоуправления, который товарищи с Севмаша выделили мне для разбирательства дела, устроился в кресле у двери.
— Не помешаю. А вдруг на тебя нападет этот партиец, недовольный твоим вердиктом? — и добавил с иронией — ну и приятно моему глазу на тебя, Аня, еще посмотреть.
Ну смотри, не жалко, за погляд денег не берут. Только ты что, уже решил, кто прав? Еще к рассмотрению не приступая.
— Ань, а ты веришь, что Иван Семенович может оказаться виноватым? А закон, уже прости — в данном случае, инструмент. Если мы, "инквизиция", как раз для того и нужны, чтоб отсечь, где формальный закон расходится со справедливым понятием. Чтоб не вышло — по закону, а не по правде.
Логачева Ивана Семеновича, бывшего главстаршину с "Воронежа", я знала отлично. Те из экипажа, кто после Победы законно решили демобилизоваться, но не рвались взлететь высоко, как мой Михаил Петрович, или товарищ Сирый — в подавляющем большинстве остались здесь, на Севмаше. Место, хорошо знакомое еще с войны (единственное в СССР, приспособленное для базирования и техобслуживания атомной подлодки), их тоже тут знают и ценят, "с той самой Моржихи, все гвардейцы, орденоносцы" — и работа по специальности, с зарплатой и жилищными условиями, заметно лучшими чем в среднем по СССР. И нам удобно — ведь не отпустишь в вольную жизнь носителей высшего уровня тайны, но держать их под замком и надзором было бы черной неблагодарностью. Если, кино я смотрела про "зори тихие", и там слова есть, что за иную секунду в бою тебе положено до гроба водкой поить того, кто тебе ее обеспечил — а эти люди всему Советскому Союзу лишний год мира подарили. А тут, закрытый город, где иностранцев нет, и вообще чужие люди редкость.
Так и ушел на гражданку гвардии мичман Логачев, кавалер трех орденов (Отечественная война, обе степени, и Красная звезда) и пяти медалей (Заполярье, Нахимов, Ушаков, "боевые заслуги" и за Рим). Желая, как кто-то великий сказал, "посадить дерево, построить дом, вырастить детей". Работал мастером в цеху на Севмаше, женился на Танечке Авдеевой, из моей команды "стерв", слышала уже, что дочка у них родилась. И еще Иван Семенович был фанатом русбоя (карате и айкидо, из того мира) — по мастерству уступая Смоленцеву, но по таланту тренерскому даже его превосходя. Но на предложение пойти в кадры МГБ натаскивать рукопашников ответил отказом — как мой отец когда-то, мастер Балтийского завода в Питере, не захотел идти в НКВД, куда его звал дядя Саша, старый друг нашей семьи (сегодня, комиссар госбезопасности Кириллов Александр Михайлович) — зато и сейчас три раза в неделю по вечерам тренирует группы на стадионе "Север". Как и во время войны заводских учил — это ведь он прием ставил, который мне жизнь спас, когда меня Федька Троль хотел зарезать. И вот, как записано в уголовном деле, гражданин Логачев И.С. (никогда прежде в хулиганстве не замечен, характеризуется исключительно положительно) прилюдно избил товарища Нелина О.А., секретаря парторганизации завода! Качественно избил — с переломом носа и сотрясением мозга!
Что, по закону, дело не просто уголовное. И не надо смеяться, "битая морда партийного секретаря, политическое преступление". Отец мне рассказывал, как в двадцатые (особенно на селе) контрреволюционная мразота, нэпманы и кулаки, подговаривали шпану, "вы хорошенько избейте этого активиста, вот вам червонец на водку и червонец на штраф". До 1926 года это считалось "мелким хулиганством", проходившим по разряду "административные", не уголовка — чем недобитая контра пользовалась вовсю. Затем вышел даже не Закон а Постановление — и битая физиономия соседа дяди Вани, и она же, партийного или комсомольского секретаря, стало очень большой разницей касаемо последствий для обвиняемых! Ну а глава парторганизации Севмаша — это пост, равный армейскому полковому, или даже дивизионному комиссару! В то время как Иван Семенович, по военной аналогии, не выше ротного (пусть и заслуженного). И случись такое в рядах Вооруженных Сил, да еще в военное время — тут минимум штрафбат, максимум расстрел. Да на гражданке, простому мастеру или рабочему вышло бы, от десяти и выше. Вот только Иван Семенович (как все гости "из будущего") в Особом Списке состоит — это даже не один документ, а целый реестр, по категориям, "А" это собственно люди из 2012 года, "Б" это те из этого времени (граждане СССР), чью деятельность надо всячески поддержать, "В" напротив, пресечь, "Д" и "Е" аналогично, но иностранцы, есть еще внутри градация, например "А1" это те кто особо важен, как мой Адмирал или товарищ Сирый, у прочих номер после литеры означает не приоритет, а род занятий. И существует секретная инструкция, что к лицам из категорий "А" и "Б" любые действия вроде ареста могут предприниматься лишь с ведома и разрешения нас, "инквизиции", и никак иначе! Были уже прецеденты, с большими неприятностями для виновных, кто на отметку в личном деле внимания не обратил — так что местные товарищи порядок хорошо усвоили. Вот и прислал Пономаренко меня, разобраться. Ну а я конечно рада — что попутно, с мужем в командировку, и девчат из бывшей своей команды увижу (Ленка, бывшая моя заместительница, сейчас носит фамилию Золотарева), да и на заводе и у Курчатова помнят меня очень хорошо!