Рубежник
Шрифт:
Или вот к нему, в Выборг, по величайшему дозволению князя новгородского должен был прибыть сам Николай Шуйский из Твери. Потомок тех самых Шуйских. Тоже не просто так. Что ему здесь делать — непонятно. Но умысел какой-то имелся. А воеводе теперь сиди, да разгадывай.
К тому же, имелись дела и поважнее, чем нечисть гонять и члена великой семьи встречать. Умерла старуха Спешница, которая по силе почти ровней Шеремету была. А ее смерть совсем странной вышла.
По годам она и за сотню не перевалила. Единственное, рубежницей стала поздно, потому и выглядела старухой. Захоти, конечно, так
И по силе почти равна Шеремету, хотя он вон сколько прожил. Тут дело, конечно, в хисте. Тот у нее особый был. С таким можно возвыситься быстро, но сгореть, как спичка.
Жаль было Спешницу Шеремету, очень жаль. Сколько она ему помогала — уже и не перечесть. Он ей даже квартиру новую выбил, куда почти насильно старуху вселил.
Но больше всего сейчас воеводу интересовало вот что — отчего молодая и полная сил рубежница умерла. И у кого теперь ее хист?
Кончину ее почуяли. Уж на то у него обученные люди есть. К примеру, Федя Моровый, у которого благодать на смерти чужан завязана. Хист старый, ему от отца перешел, а тому от деда. И у каждого было прозвище Кровавый. Потому что во всех войнах участвовали, не жалея себя врагов губили.
А вот Федя оказался более сообразительным. Смекнул, что не обязательно лично людей убивать. Достаточно находиться рядом с ними, когда те умирают. И, не будь дураком, устроился в дом престарелых медбратом. Точнее, числился. Трех лет не прошло, как рубеж ведуна перешагнул. Дальше, конечно, дело застопорилось, хист с каждым рубцом все большего и большего хочет. Потому Феде выбор пал, либо душегубцем великим быть, либо пыл свой поумерить, да довольствоваться, чем есть. Моровой выбрал второе.
Но именно он первым и сообщил про Спешницу. У каждого рубежника, когда он грань после пяти рубцов переходит, умение особое открывается. Кто-то говорит, что хист дает то, что человеку больше всего хочется. Другие заявляют, что скорее самое необходимое.
Так или иначе, но Федя Моровой стал чувствовать смерть знакомых ему рубежников. Как наступившую, так и предстоящую. Кто ведает, может будь он сильнее, кощеем, к слову, а не ведуном, может, и удалось бы старуху спасти. Или хотя бы ее хист в нужные руки передать.
А таких у воеводы было предостаточно. Семей рубежников много, а вот хист у каждого свой. Ладно, если родитель отпрыску своему отдаст при смерти, это одно. А что делать, когда детей трое или четверо? То-то и оно.
Бывает, что великие семьи между собой передерутся, чтобы в очередь встать. Да такие взятки предлагают — можно несколько Выборгов купить.
А ведь есть еще и приспешники. Это те из людей, кто в рубежные тайны посвящен и прислуживают всю жизнь, в надежде на промысел. По закону такие через двадцать пять лет право на хист имеют, если свободный будет. Ведь рубежники за них налог в казну платят. Зачастую, конечно, приспешников волындают или дают тот промысел, который не особо и нужен кому. Но и подобным смердам надобно иногда кость бросать. Чтобы понимали, рубежникам служить выгодно и приятно. Всегда есть шанс вырваться из своей обрыдлой
Бывали еще и захожие люди. Самые скверные, как считал Шеремет. Кому хист буквально на голову свалился. К примеру, случайно рубежник передал или, еще чего доброго, хист сам человека нашел. Подобное вообще редко было. Например, когда рубежник умер, а промысел свой передать не успел. Смерть в таком случае мучительная, жуткая. Такую многие слышат и чувствуют.
Вот потому воевода и мучался вопросом, что же стало с хистом Спешницы? Куда он делся? В былые времена бывало, что промысел после смерти хозяина вовсе из мира уходил. Но то не старухин случай. Шермет за ее хистом следил почти две с половиной сотни лет. Сменил он трех хозяев, а засыпать и не думал. Потому что уж слишком людям нужен. А промысел такое чувствует. Он же вроде живого.
Снаружи поскребли, а после, без всякого стука, в кабинет зашел Врановой. Нет, имя у чухонца было — Пентти. Только когда его им окликали? Уже и не помнил никто.
— Что скажешь? — сурово спросил Шермет. — Нашел следы какие?
— Ничего, господин, — покачал головой Врановой. — Все следы старуха замела, словно ждала, что искать будут. Только запах. Говном воняло. Однако выйти ни на кого не получилось.
Говорил он с легким акцентом, смешно растягивая слова. Но смеяться воеводе не хотелось.
— А точно замела? Может, и не передавала свой хист никому? — спросил Шермет, хотя сам тому не верил.
— Она ведунья опытная была, хист сильный. Если бы не передала, представляешь, что бы там было?
Воевода тяжело вздохнул. Да, как минимум ее квартиру разворотило, если бы не больше. И приказу «по совместной работе с людьми» пришлось бы точно включаться. Чтобы потом в человеческой газете вышла заметка о взорвавшемся газе.
— Передала старуха хист, другого варианта нет. Да и говно.
— Да что ты заладил, говно, говно? Будто слов других не знаешь.
Шермет поморщился. Вообще, общение с Врановым никогда не доставляло ему удовольствия. Одевался тот странно, будто денег нет. Говорил так, будто клещами из него слова тянут. Да и вообще: взгляд, повадки, манера себя вести. Ничего не нравилось Шермету. Чувствовал он некую опасность, которая исходила от Вранового. Хотя понимал, что сам значительно сильнее его.
Да и слишком они были разные. Шермет здоровый и могучий богатырь, как из русских сказок. Разве что волос темный, да борода росла плохо. Потому на европейский манер приходилось бриться.
Врановой же тощий, как жердь, неопрятный, небритый. Все, к чему можно прибавить «не».
Однако Шеремет ценил ратника. Потому и выкупил у суомского князя за бешеные по тем временам деньги. Был у воеводы один талант, который хист сначала на ведуне открыл, а после кощея еще более укрепил. Мог посмотреть на человека Шеремет и сразу сказать — стоит с ним возиться или нет. Он даже слово после нашел нужное, не русское — потенциал.
Вот этот самый потенциал воевода в Врановом увидел. Хотя, казалось бы, какой у него хист? Пустяковина сущая. Однако же рубежник оказался хитрым и умным слугой. И порой даже самые невообразимые приказы выполнял. К тому же, все чухонские привычки и обычаи знал. А рядом с границей такое ценится.