Рубикон, или Мир в латах
Шрифт:
Ресторан этот посещать раньше не приходилось, и, поднимаясь по широкой лестнице в зал, Рыманов вдруг пожалел, что не прихватил с собой двух-трех оперативников. Мальчишество это — идти в неизвестное место, не по своей инициативе, на встречу с так называемым «другом детства». И потому Рыманов нервничал и внимательно приглядывался к окружающим.
Войдя в слабо освещенный зал, он тут же понял, почему для встречи Мишка выбрал именно этот ресторан. Каждый столик у «Толстого Ришара» был оборудован универсальным экраном, так что это оказалось место, идеально приспособленное для всякого рода рандеву. В особенности для встреч, носящих конфиденциальный характер.
Остановившись у дверей, Рыманов осмотрел зал. Над многими столиками висели туманные шапки экранов, скрывая то, что там происходило. Рыманов прошелся по залу и, не обнаружив Мишки, уселся за ближайший свободный столик.
Ресторан оказался классическим, без всякой новомодной автоматики. К столику тут же подошел гарсон, положил перед Рымановым меню, отпечатанное на толстой золотистой бумаге. Рыманов решил, что неплохо бы и поужинать, и стал просматривать меню. Обратив внимание на стоимость блюд, удивленно присвистнул.
— Почему цены у вас так отличаются от цен других ресторанов? — спросил он гарсона.
— В нашем заведении не бывает корреспондентов, мосье, — ответил тот.
— Кроме того, к услугам клиентов имеются кабинеты, в которых можно загримироваться. Согласитесь, мосье, это большое удобство.
Удобство, подумал Рыманов. И каждый второй из персонала, наверняка, тайный агент уголовной полиции. Кажется, я все-таки свалял дурака с этой встречей!..
И тут в дверях появился Фигнер. Рыманов сразу узнал его, хотя этот уже изрядно полысевший и поседевший человек с помятым лицом очень отдаленно напоминал кудрявого красавчика Дулю. Рыманов решил сделать вид, что не заметил вошедшего, и посмотреть, как тот будет искать школьного приятеля, но Дуля, пробежав взглядом по незаэкранированным столам, направился прямо к нему.
— Привет, — сказал он, садясь. — Мне, пожалуйста, тоже самое, что и этому господину, — обратился он к гарсону. — Плюс два коньяка.
Гарсон удалился. Дуля достал сигареты и закурил, пристально глядя на Рыманова. Рыманов включил экран. Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шипением кондиционера.
— Легко ты меня узнал, — сказал Рыманов.
— Кто же не знает начальника Секретного отдела ЮНДО?
— Да вот как раз мало кто знает, что мой отдел именно Секретный!
Дуля промолчал. Он сделал несколько быстрых глубоких затяжек, как будто курил последний раз в жизни, и раздавил окурок в пепельнице.
— Я без оружия, — сказал он, глядя в пространство.
Рыманов усмехнулся. Он достал из кармана пукалку, которую взял с собой, вытащил из ручки магазин и протянул его Фигнеру.
— Кесарю — кесарево, а слесарю… — проговорил он. — Считай, теперь и я без оружия.
— Смелый, — сказал Дуля. — А теракта не боишься?
— Не боюсь, — сказал Рыманов. — Я тебе плохого не делал.
Из серого тумана выдвинулся гарсон с тележкой, быстро расставил на столе заказанные блюда и опять растворился в тумане.
— Обслуживание тут на уровне! — сказал Дуля, взял рюмку и отхлебнул.
— Угощайся.
— Зачем звал? — спросил Рыманов.
Теперь усмехнулся Дуля. Он придвинул ближе к себе тарелку и принялся жадно, с шумом есть.
— Хлеб шаш шашущный… — прошамкал он. — Двенадцать часов ни крошки во рту не было.
Кажется, он и сам не знает, для чего искал со мною встречи, подумал Рыманов и последовал примеру Дули.
Они промолчали до самого конца ужина. Рыманов думал о тех словах, которые скоро придется сказать Глинке, и Глинка уйдет, а замены ему практически не подготовлено (Гиборьян пока не в счет!), и придется делить его работу между собой и Шарпом, и это тоже ох как некстати, потому что Кшижевский волнуется не зря, он никогда зря не волнуется, наш Кшижевский, а заволновался он сейчас из-за того, что близится буря, по всему видно, что близится, и разразится эта буря в Блюментале, где на днях решается судьба местной атомной электростанции, и неизвестно еще, что будет делать Ассоциация, если решат АЭС демонтировать. Вот и заволновался наш Кшижевский, потому что это он работал с мэром и Советом Блюменталя, разъяснял необходимость станции, уговаривал не останавливать ее, и похоже, эта его работа успехом не увенчалась. И не могла она увенчаться успехом, так как ни мэр, ни Совет Блюменталя об Ультиматуме ничего не знают, а сказать им об Ультиматуме Кшижевский не решился. Потому что как объяснишь
— и не только Блюменталю, а всему миру — почему молчал три года? Не поможет и тот факт, что, когда был получен от кригеров Ультиматум, не ты командовал парадом. Те, кто командовал, уже ушли в небытие, а тебе отвечать, почему не сказал сразу, как только сменил их. И не объяснишь, что боялся за весь мир. Тем более не объяснишь сейчас, когда даже многие из пацифистов отвернулись от ЮНДО. А может, не за мир ты боялся, а за свою шкуру?..
Отужинав, Дуля вновь закурил и стал жадно смотреть на Рыманова.
— Помнишь, как на Сходню бегали? — спросил он.
Рыманов поморщился. Встреча, похоже, намеревалась обратиться вечером детских воспоминаний.
— Не помню! — сказал он. — Хватает и других забот!
— Да, — сказал Дуля. — Было святое дело, была мечта человечества — загнали ее в задницу! Теперь появилось новое занятие — мечту оттуда вытащить…
Рыманов презрительно фыркнул.
— Для этого ты меня и позвал? — спросил он. — Все это мы уже слышали, и не раз!.. Много вас кругом, радетелей мечты, только работать некому. Из-за таких, как ты, все и пошло вкривь и вкось…
— Ну-у? — Дуля картинно удивился. — Неужели из-за таких, как я?
— Конечно, — сказал Рыманов. — Ты же знаешь, что ЮНДО в основе своей состоит из кригеров. Почему же ты вместо того, чтобы работать, в запой ударился?
Лицо Дули внезапно побелело.
— Почему, спрашиваешь?! — Дуля перешел на хриплый шепот. — А почему вы все наскоком берете?.. Кригеры, говоришь? Кригеры, да не те!.. Почему вы все за нашей спиной делаете? Разве не мы самые заинтересованные лица в этой истории?
— Самые заинтересованные лица, — сказал Рыманов, — это человечество! Я думаю, это тебе понятно.
— Да уж, дилемма. Человечество и мы. И дураку ясно, кому отдает приоритет ваша организация!.. Только человечество-то что-то не больно вам аплодирует. Даже подголоски ваши и те мямлить начали о свободе выбора, о безнравственности всякого принуждения… — Дуля замолк, закурил еще одну сигарету и продолжил тихим голосом: — Ты помнишь, что нам говорили, когда мы в училище поступали?.. «Защита Отечества — святой долг гражданина»!.. А потом заключили Договор, и пошла демобилизация… Ты можешь себе представить, что чувствует человек, у которого отняли работу? Но и это еще не главное… то есть главное, конечно, но не обидное, «разоружение» там, «мечты человечества» — это мы все понимаем, люди ведь тоже… — Он поперхнулся дымом и с полминуты кашлял, отрывисто и звонко. Откашлявшись, вытер глаза носовым платком и спросил: — А вот скажи мне, как понять, когда те, кто еще вчера называл тебя защитником и преподносил в День Победы букеты цветов, сегодня начинают обзывать нахлебником и говорить, что тебе всю оставшуюся жизнь надо рассчитываться за то, что столько лет просидел на шее у народа?.. Как это понять, а?