Рубикон
Шрифт:
— Смастерю что-нибудь, хотя к кузне рановато подходить. Нужно угля нажечь, мехи сделать.
— А вот эти трубки для чего? — указала она на керамические изделия в виде труб.
— Так для поддува в кузнечный горн и домницу. Нужно же будет выплавку налаживать. Это пробные партии, я еще наделаю, на всякий случай, чтобы запас был.
— Думаешь, у Максима получится?
— А у него выхода нет. Сам ведь затеял научно-техническую революцию в отдельно взятом племени.
— Ясно.
— Слушай, я тут подумал. Словом, нужно бы наладить тут письменность. У тебя вроде неплохо получается с Сайной.
— Это от скуки.
— Понимаю.
— Ди-има-а, ты как себе это представляешь? На глиняных и восковых дощечках? Кстати, воска у нас нет. — Последнее было сказано с видимым укором. Ну да, не занимался он поиском пчел. Достали ее эти лучины, а что тут поделаешь?
— А если на бумаге?
— С ума сошел? Откуда здесь бумага? Ты обнаружил неподалеку целлюлозо-бумажный комбинат?
— Напрасно иронизируешь, ее очень даже можно сделать, и все не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Я бы даже сказал, все очень просто, и даже ты без особого труда это сможешь делать.
— Смеешься?
— Нет.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— Бумагу можно делать из обычной тины, ее тут пруд пруди. Только сейчас вряд ли получится. Тут много солнца нужно, чтобы она не просто высохла, но и выгорела на солнце, иначе получится зеленой. Хотя и так будет серо-буро-пошкарябанной, что-то типа плохой туалетной бумаги, — это по цвету, не по качеству.
— А по качеству ничем не уступит нашей?
— Уступить-то уступит, но это будет самая настоящая бумага.
— Давай дальше.
— А что дальше. Мелко нарезается, разводится в воде, желательно добавить немного клея: и крепче выйдет, и чернила расплываться не будут. Потом массу выкладываешь на мелкое сито, количество зависит от того, какую толщину хочешь получить, даешь воде стечь, потом кладешь на отполированную доску, сверху другая, и ненадолго под гнет. Как согнал окончательно воду, можно положить, к примеру, на гладкую плиту, которую желательно разогреть костерком. Просохла — и пожалуйста, готовая бумага. Обрезаешь все лишнее, обрезки обратно в переработку. Мы этим баловались в детском доме, от делать нечего.
— А чернила?
— Я тебя умоляю. В войну и после прекрасно пользовали из сажи и молока, можно сделать крепкий отвар из дубовой коры, только получатся коричневые. Да можно задействовать красители, что местные пользуют, для раскраски.
— Понятно. — Однако охвативший ее было задор тут же сменился недоумением. — Дим, а зачем тебе это? Хочешь книжки писать и ощущаешь недостаток в читателях?
— Скажешь тоже, книжки.
— А как это еще объяснить? Если заботой о моем досуге, то мне вполне достает и таких вот занятий с Сайной. А потом, ведь и других занятий хватает, только успевай поворачиваться. Так зачем?
— Ларис, ну сколько им понадобится из всего того, что мы знаем? И сколько мы успеем сделать? Что-то и вовсе не понадобится ближайшие …надцать лет. Они до сих пор вполне обходились тем, что у них есть. А так все будет записано, да будут те, кто это сможет прочесть, — тогда уж совсем другой разговор. Опять же вдруг случится какой-нибудь мор — вот и утратятся знания. А так, если все будут грамотные, все вернется на круги своя, или, по меньшей мере, многое можно будет восстановить.
— Думаешь, мы сможем выдавить из себя столько, что понадобится целая библиотека?
— Кто его знает, Ларчик. Я всегда думал, что знаю очень мало, а как приперло, сколько всего уже вспомнил. Вот сяду за стол, чтобы все записать, — так и не вспомню, а как возникает надобность — откуда что и берется. Не сразу, но вспоминается очень многое, что-то по ходу додумываю, над чем-то долго морщу лоб. А так записывать по ходу пьесы — и все дела.
— Скорее всего, ты прав. Ладно. Попробую сделать эту твою бумагу.
— Лучше, наверное, летом.
— Вот еще время терять. Сядем с Сайной в лодку, пройдемся вдоль камышей и зарослей, там этой тины после весенних паводков, хоть попой кушай. Насобираем, останется только просушить — и дальше по сценарию. Только и твоя помощь понадобится.
— Не вопрос.
— Вот и ладно.
Через два дня прибыли новые поселенцы, о которых говорил шаман. Были они из разных родов, фактически прекративших свое существование, и, так сказать, расформированные местным начальником или советом шаманов под бдительным оком Вейна. Тут, собственно, никакой разницы. Теперь они вошли в состав нового рода Пса.
Полуостров тут же наполнился гомоном, криками, детским визгом. Эти маленькие бестии, старшему из которых едва исполнилось одиннадцать, вытворяли такое… Причем практически все время они оставались бесконтрольными, впрочем, это мальчики. Девочки, даже крохи, крутились возле матерей, всячески пытаясь им помочь. Хотя они больше мешали, женщины всячески их в этом поощряли. А вот пацаны… Эти всякий раз устраивали какие-то забавы — хотя и не покидали пределов лагеря, зато оттягивались по полной.
Уже на второй день, набравшись смелости и освоившись на новом месте, пара особо прытких сорванцов забрались на крышу навеса, едва его не проломив. Ну как едва. Один все же сумел продавить камышовый мат насквозь. Еще бы, так прыгать. Дмитрий не стал применять радикальных мер: не принято это у местных. А потом, ребятки в своем праве — им ведь позволялось резвиться от души. Сделал строгий выговор — мол, порушите все навесы, а они как бы нужны. Поняли с первого раза и навесы оставили в покое. Правда, тут же полезли на крышу дома. А что, про него ведь ничего не говорилось. Тут кровля оказалась потолще, так что вроде бы обошлось без повреждений. Опять строгий выговор. Вроде поняли.
Вроде, йошки-матрешки. Гениальная идея по поводу воспитания детей ему уже не казалась такой гениальной. Это же не дети, а какие-то мартышки. Помните мультфильм про обезьяну и ее деток? Вот один в один. Вместо того чтобы заниматься делом, всякий раз приходилось откладывать все в сторону и утихомиривать их.
Через пару дней, когда новички обустроились и справились с первым своим удивлением, Дмитрий решил, что пора им браться за дело. Перво-наперво нужно было налаживать кузнечное дело и приобщать к работе мужиков. Правда, в том, что он сильно уж преуспеет, его одолевали большие сомнения. Почему? А что ему было думать, когда они палец о палец не ударили, пока женщины устраивались на новом месте, а в первый же день дружно подорвались и упылили на охоту. Нет, свежатина — это замечательно, но на следующий день эти добытчики опять скрылись в лесу. С теми хакота хоть как-то можно было сладить — все же молодые, — а что сказать этим лбам, которым уже за двадцать? По местным меркам это уже зрелые мужики, потому как средняя продолжительность жизни здесь не превышала сорока лет. Опять же для сауни они были вполне правильными кормильцами семей. Но Дмитрию-то нужно было нечто иное.