Рубикон
Шрифт:
– Шучу, шучу! – протестующе помахала перед собой руками дворянка. – Мне и «графского» хватит! А так, за предложение, конечно, спасибо. Буду иметь в виду, но, пока что, вынуждена отказаться. Я, всё же, с Савелием для начала попробую!
– Так что ответишь?
– Знаешь, – задумчиво промурлыкала Катя. – Если бы сейчас передо мной сидела не ты, а кто-нибудь другой, пусть даже из очень знатного рода, я бы просто рассмеялась, встала и ушла. Но…
– Но?
– Но я тебя неплохо знаю, Твоё Высочество, а потому с уверенностью могу сказать, что ты не из той борзой прослойки аристо, которые будут выкручивать бизнесу руки, лишь бы просто присосаться к чужим финансовым потокам. Может… расскажешь, какие у тебя ещё есть козыри, помимо громкого имени?
– Например, полностью функционирующий
– «Почти честно» что означает?
– Что те, кто нам немножко помог, в данный момент не только заинтересованы в самом нашем предприятии, но и в том, чтобы солдатики получали максимально качественную и разнообразную продукцию, – ответила Цесаревна. – Тебе не кажется, что в «моём» случае странно было бы, если бы меня интересовали исключительно казённые деньги.
– Всякое бывает, – пожала плечиками Ларионова. – Но считай, что заинтересовала! Однако нужно обговорить детали. Сама понимаешь, я хоть и могу принять единоличное решение, но я всего лишь маленькая и глупенькая шестнадцатилетняя девочка, в то время как холдинг строили совершенно другие люди. В этом вопросе следует, как минимум, создать видимость консенсуса и заботы об их интересах.
– Ах, ты наша «маленькая» и «глупенькая» килька капитализма… с огро-о-омными зубищами! – сочувственно покивала головой Нина и, улыбнувшись, добавила. – Нужно, значит, обговорим. Только чуть позже, во время матча. Сейчас Имперский гимн объявят…
В этот момент, когда голос комментатора громогласно попросил всех присутствующих на трибунах болельщиков встать, неизменный зонтик-жезл младшей Цесаревны заиграл вызовом. Нина, уже поднявшаяся, чтобы выйти на так называемый «Световой Пьедестал», тихо чертыхнулась, посмотрла на экран и вынула из зажимов пластинку переговорного устройства.
– Оль, перезвоню. Я в Олимпийском, сейчас гимн будут играть и гондола на облёт арены пойдёт… Что? Очень важно?
– Да иди! Разговаривай, – сказала ей Катя, взглядом показывая на всё ещё открытый выход на помостки, ведущие в комнату отдыха, и, быстро снимая заколку. – Я вместо тебя постою! Всё равно только силуэт снизу виден! Хоть раз в жизни «Принцессой» себя почувствую!
– Спасиб! – шепнула Нина подруге, а затем быстренько выскользнула из гондолы, оставив Ларионову одну. – Что там? Что? Где? В Великом Устюге?..
Катя только усмехнулась, проводив взглядом подругу. Помнила ещё, как в детстве, когда девочки встречались, пусть не так часто, как хотелось бы, но достаточно регулярно, маленькая тогда Нина постоянно жаловалась, что ей очень не нравится подолгу стоять рядом с папой на официальных церемониях.
Разгладив волосы, встала и вышла на «Световой Пьедестал», специально отмеченное место вокруг которого быстро поднялись прямо из пола расположенные полукругом поручни. Двери с тихим шелестом закрылись, и за спиной вспыхнул яркий свет, заливая всё помещение, так, чтобы зрители на трибунах видели, что в гондоле действительно кто-то есть. Только силуэт в ореоле, а кто там на самом деле – уже вопрос «веры», потому как трансляция с камер на мониторы не проводилась. Мало ли в каком состоянии и в чьей компании может находиться в данный момент Самодержец или другие высокие гости, а так же, зачем всем подряд знать, какие люди, помимо хозяина, присутствуют на подвижной веранде. Болельщикам, пришедшим в «Олимпийский» не ради политических персон, а на праздник спорта, вполне достаточно было самого факта «соседства» и того что можно было увидеть своими глазами в качестве церемониала.
Гондола слегка дёрнулась, заставив девушку ухватиться за поручни, и с первыми звуками гимна поползла по закольцованным рельсам, проложенным под сводом арены. Катя, словно в сказке «Принц и нищий», на время, поменявшись со своей подругой местами, чувствовала себя легко и уверенно под взглядами многочисленной публики. Это было… приятно, пусть даже сейчас она была всего лишь подменой, и люди искренне думали, что видят
Необделённая тщеславием и самолюбием, она улыбалась и, как положено, махала рукой, в тайне мечтая, что когда-нибудь она тоже выберется из дворянского, служивого болота на аристократические вершины. Предложение, сделанное ей подругой, вполне могло ускорить этот процесс, а коли она воплотит в жизнь свою вторую мечту и охомутает-таки Афросьева… Кто знает, чего тогда они смогут достичь вдвоём: с её умом и богатством, его силой и влиянием! Замечтавшись, девушка на короткий срок позволила себе окунуться в фантазии, столь несвойственные прагматичной натуре молодой бизнесвумен, как вдруг резкая боль в правой кисти грубо выдернула её обратно в реальность.
Не понимая что происходит, она посмотрела вначале на свою руку, на которой отсутствовали, словно отсечённые бритвой указательный и средний палец, затем на забрызганное кровью стекло с двумя дырочками, вокруг которых расходился целый ореол из трещин. Ей показалось, что на это ушли минуты, а может быть и часы… хотя на самом деле для людей, разбегающихся прочь от внезапных выстрелов, прозвучавших среди толпы болельщиков, прошло всего несколько секунд.
Катя, словно бы очнувшись, закричала и, попытавшись прикрыться руками, отшатнулась вглубь гондолы, но в этот момент сразу пяток пуль с модированным нуль-урановым сердечником пробили бронированное полистекло повышенной прочности и насквозь прошили её тело, не оставив ей ни единого шанса. Ноги бессильно подогнулись, и труп красивой молодой девушки с тихим стуком упал на пол остановившейся гондолы, заливая его растекающейся под ним алой лужей. Дворянка-негоциант Екатерина Ларионова уже не услышала дальнейшей стрельбы, как и сильного взрыва, прогремевшего на трибунах и буквально разорвавшего на кусочки киллера-шахида, как выяснили позже – гомункула «кавказкой» наружности. Причём взрывным устройством оказалась именно керамо-пластиковая винтовка с неизвлекаемым боезапасом неизвестной конструкции, сдетонировавшая после ликвидации террориста, которую убийца каким-то образом сумел пронести в спорткомплекс заранее в чехле от теннисной ракетки.
Очередная волна с рокотом прошла по девственным центрально-американским зарослям, дробя в жирную труху дерево и превращая в сочную кашицу и мелкую водянистую взвесь листву, лианы и тонкие ветви кустарников, растущих по берегам многочисленных ручейков. Эта вонючая гадость ещё висела в воздухе, распространяя ароматы, далеко не столь же приятные, как запах свежескошенной травы, а потому, чтобы не надышаться чем-нибудь галлюциногенным, а то и вовсе не шибко полезным для здоровья, пришлось распустить на полосы запасную майку и обмотать смоченной в воде тканью лицо.
О том, чтобы, как и прежде, выбирать удобный путь, не создавая лишнего шума и оставляя минимум следов, на этот раз не могло быть и речи, так что пришлось тараном продираться прямо сквозь сельву. Тем более, что в небе всё ещё светила луна, и до рассвета оставалось около пяти часов. Не то чтобы это было трудно, всё-таки я был не одним из конкистадоров Кортеса, вынужденным прорубаться сквозь опасные заросли при помощи давно затупившегося фальшиона, каждую секунду ожидая, что на голову упадёт какая-нибудь особенно мерзопакостная змея, или в задницу воткнётся отравленная стрела какого-нибудь ацтекского патриота. Просто меня откровенно бесила сама ситуация в которую поставила нас чёртова богиня.
Эта ушастая зараза провернула всё так, что у меня просто не осталось выбора, кроме как делать то, что она пожелала. Своим визитом, по словам моего эльфийского эксперта, «Её Божественность», без сомнений, привлекла к нам внимание своего коллеги Кетцалькоатля, который если и мог позволить себе проигнорировать скоропостижную кончину каких-то там жрецов, то факт того, что на его делянке крутит свои дела конкурентка, вряд ли оставит без внимания. А это ещё Яна не знала о подробностях моих переговоров с её хозяйкой, как и о том, что Аватар с открытой седьмой чакрой, по идее, вообще должен был вызвать у крылато-змеиного пенсионера обширный инфаркт миокарда или, хотя бы, обострение геморроя, который он, казалось бы, уже залечил обильными человеческими жертвоприношениями.