Рубин царя змей

Лайм Сильвия

Иллана закрыла глаза, растворяясь в этом поцелуе, цена которого была столь велика. Забывая себя и зная, что не ошиблась. Торриен был половиной ее сердца, и, если бы эта половина умерла, вторая все равно не смогла бы выжить.

Теперь, рядом с ним, она вновь стала целой. Пусть и в последний раз.

Однако, как только их губы соприкоснулись, что-то произошло.

Боль исчезла, словно ее и не было.

Иллиана распахнула глаза, не понимая, что происходит. Быть может, она уже умерла? И они вместе с Торриеном ушли за черту?

Но

этого не произошло. Случилось другое, гораздо менее вероятное событие. Оказывается, с каждой секундой, что их губы соприкасались в поцелуе, рубиновое пламя Торриена росло. Оно вырвалось из его тела взрывной волной, отбрасывая прочь черную тьму гессайлахов. С каждым мгновением радиус священного огня становился все шире, и совсем скоро вся площадь озарилась им, укрывая мираев волшебным теплом.

Никто больше не кричал. Никто не погиб.

Они были живы…

— Не может быть, — выдохнул Торриен, осматриваясь по сторонам, не веря, что ему это удалось. Что проклятье гессайлахов больше не жжет его народ.

— Оно исчезло? Проклятие пало? — проговорила Иллиана, тоже оглядываясь, но и не думая вырываться из объятий Золотого змея.

Медленно мираи вокруг них зашевелились. Те, что уже лежали, стали подниматься с земли. Те, что кричали, прижимаясь друг к другу, осторожно отползали в стороны, осматривая себя с ног до головы. Рубиновые огоньки на их коже танцевали, прыгали, то и дело впитываясь в тело. Заживляя раны.

Ожоги исчезали на глазах, кожа приобретала нормальный цвет, чешуйки на хвостах восстанавливали свой рисунок.

Не прошло и десяти минут, как все мираи свободно передвигались по площади, разговаривая, смеясь и хлопая друг друга по плечам, давая тем самым понять, что это больше не больно. Прикосновение к обожженной коже больше не ранило.

По их улыбкам и слезам радости было ясно: никто не верил, что они выживут. Но это случилось.

— Смотри, Торриен, ты всех спас, — улыбнулась Иллиана, перебирая в пальцах маленький рубиновый огонек, которых сейчас вокруг было бесчисленное множество.

Золотой змей тепло улыбнулся, вдруг с силой прижав ее к себе, и покачал головой.

— Не я, мой Рубин. Это был не я…

Эпилог

Прошло всего полдня с тех пор, как погасло рубиновое пламя царя Шейсары, не оставив после себя ни капли черной магии. Ни следа от того, что проклятие вообще коснулось этой земли и ее жителей. Кончилась слишком длинная ночь, и настал день, а Иллиану уже спешно одевали. Ее волосы заплетали в тысячи маленьких косичек, прицепляя на кончик каждой маленький рубин в форме капли. Камушки оттягивали косички вниз, укладывая их идеально ровно и делая саму девушку похожей на волшебную статуэтку.

Длинное легкое платье, перевязанное широким ремнем, облегало ее тело так, словно она была настоящей мирайей. Полупрозрачные струящиеся ткани, которые разрешалось носить лишь нагиням, говорили о том же. Светящиеся золотисто-белые нити приковывали взгляды всех вокруг, и Иллиана то и дело краснела, чувствуя, что в таком наряде на нее будут смотреть все. Незамеченной остаться уже не удастся.

— Зачем мне нужно выходить к народу Шейсары именно сейчас? — выдохнула она, когда к волосам на макушке две служанки прицепили ей несколько белых, как лунный свет, распахнутых лилий. — Ведь только-только все закончилось. Мираям нужен отдых. Нам всем нужен…

Девушка посмотрела на Изумрудку, которая лежала у нее на коленях, свернувшись в клубок. Сейчас змейка снова выглядела как и прежде. Маленькой пухлой рептилией со странным комочком на спине. Она приползла к девушке, как только рубиновый огонь погас, и на ее теле, как и на телах всех остальных жертв магии гессайлахов, не было и следа ожогов. Сила Торриена излечила всех.

— Вам нужно показаться своему народу, хешсайяхасси, — внезапно с поклоном ответил Саримарх, что все это время стоял чуть в стороне у дверей. — Раз царь назвал вас своей невестой, это необходимо огласить как можно раньше.

Жрец мираев выглядел как и прежде, только теперь вместо длинных седых прядей и круглой лысины у него сверкала абсолютно гладкая, лишенная растительности голова. Огонь не оставил ожогов, но забыть о нем, пока волосы вновь не отрастут, будет сложно.

Иллиана посмотрела на себя в зеркало, рассматривая длинные косички, и ей стало стыдно. Ее волосы остались прежними, и она не знала почему.

— Моему народу? — беспокойно переспросила она, не замечая, что казис впервые обращается к ней на “вы”, еще и называя новым титулом. — Он не мой, Саримарх, тебе ли не знать. И не думаю, что благородным мираям нужно новое потрясение после всего, что они только что пережили. Им нужен отдых. Да и мне он бы не помешал.

Одна из служанок, которые, кстати, тоже были теперь совершенно лысыми, прицепляла ей очередной рубин и случайно дернула за косичку. Иллиана немного скривилась, но ничего не сказала.

— Простите, хешсайяхасси, — беспокойно поклонилась та, и в голосе нагини Иллиана впервые не услышала пренебрежения. — Я не хотела, клянусь.

За то время, что Иллиана прожила во дворце, она совершенно точно уяснила: все мираи относились к людям свысока. Даже если прислуживали им. Таково было положение людей в этом мире уже много веков.

Но сейчас ничего подобного она не замечала. Даже от вечно вздорного и загадочного казиса.

— Ничего страшного, — махнула рукой Иллиана, и тут заговорил Саримарх:

— Не беспокойтесь, хешсайяхасси. Это лишь формальность. Мы обязательно отдохнем все вместе. Просто сделаем это чуть позже. — Он мягко улыбнулся.

— Послушай своего казиса, Иллиана, — зевнула Изумрудка, — он дело говорит.

Девушка фыркнула:

— Хорошо. Как будто я когда-нибудь спорила.

Саримарх склонил голову набок, его лицо вдруг показалось Иллиане значительно более довольным, чем прежде.