Рубин

Скай Кристина

– Настырность – вот единственно подходящее слово для тебя, Циннамон. Твое упорство когда-нибудь доставит тебе массу неприятностей.

– Нет, если я смогу справиться сама.

– Но ты не можешь справиться, Angrezi. Упрямство могло бы стать твоим вторым именем.

Сжав зубы, Баррет устремилась вперед, решив, что она ни за что не сдастся.

– Прекрасно, черт побери. Мы останавливаемся здесь.

В тот же момент Пэйджен крикнул Нигалу, который передал команду по линии обрадованных носильщиков. Немедленно строй рассыпался, рабочие принялись снимать с себя тюки и коробки, располагаясь на отдых. Когда Баррет обернулась, Пэйджена

уже не было рядом.

В тот вечер Пэйджен не решился сопровождать Баррет к водоему, обнаруженному им поблизости. Он послал с ней Миту и вооруженного Нигала. Он наблюдал за их уходом, а потом потянулись беспокойные минуты ожидания.

Вот раздался звук, заставивший его напрячься, – треск веток под лапами медведя, пробирающегося через подлесок в поисках плодов. Медлительные и ленивые, эти существа легко могли разъяриться, и тогда они становились не менее опасными, чем рассерженный слон.

Пэйджен сдернул с плеча винтовку и торопливо зашагал по тропе, по которой ушли женщины, и действительно увидел медведя. Обнюхав молодые побеги бамбука, тот развернулся и исчез в джунглях. Вздохнув с облегчением, Пэйджен намеревался уже уйти. И вдруг почувствовал, что у него перехватило дыхание.

Он не собирался подглядывать. О, Шива, подсматривание было вовсе не в его привычках. Но внезапно Баррет появилась перед его глазами в обрамлении редкой листвы, подобная Венере, занятой туалетом. Она стояла, похожая на вечно юную и прекрасную богиню, гордо открыв изгибы пышной груди и бедер. Пока она раздевалась, ее руки плавно двигались, как будто в медленном грациозном танце, более возбуждающем, чем любой древний ритуал откровенного соблазна.

Он уловил аромат ее присутствия, он мог бы дотянуться до нее рукой через зеленый занавес леса. Ее волосы были подобны золотой паутине, а тело казалось выточенным из гладкой слоновой кости, предназначенным для прикосновения мужчины. Для его прикосновения.

Сердце в груди Пэйджена забилось вдвое быстрее, когда он увидел, как Баррет развязала ленту и распустила золотистые локоны по соблазнительным изгибам роскошного тела. Он зачарованно наблюдал, как она расстегнула пояс и бросила его на землю, следом полетели бриджи. Одетая только в свободную белую рубашку, она подошла к воде, потрогала ее пальцами ног и засмотрелась в хрустальные глубины.

Как у грациозной и задумчивой русалки, ее лицо было непроницаемо, мысли витали где-то далеко отсюда. Вот она медленно расстегнула рубашку и движением плеч сбросила ее. Пэйджен наблюдал за ней молча, боясь двинуться с места, боясь даже вздохнуть. Как будто не желая расставаться со сладостью ее кожи, шелк коротенького лифа прилип к ее груди, обрисовывая мельчайшие изгибы.

Сердце Пэйджена остановилось. Он чувствовал капли пота, стекающие по его бровям. «Уходи», – приказывал ему голос рассудка. «Не останавливайся, Angrezi*, – возражал ему другой голос, страстный, исходящий из самых глубин его естества. Она не остановилась. Расстегнутый лиф, подхваченный ветерком, упал рядом с рубашкой. Свежая и сверкающая, как лепестки жасмина, ее нагота открылась его ненасытным глазам. И, к своему ужасу, Пэйджен почувствовал, что его охватила дрожь. Бусинка пота скатилась на его нос в то самое время, когда Баррет ступила в воду.

Удивительно полное спокойствие опустилось на поляну, как будто вся природа также затаила дыхание и наблюдала. Пэйджен ждал, не в силах сдвинуться с места; он зачем-то поднял руку и тотчас же опустил.

Что он мог

поделать? Он мог причинить женщине только боль, и, несмотря на все его сердитые угрозы, он вовсе не хотел этого. Особенно для нее. Он должен был окликнуть ее, но не мог. Он мог бы выйти из зеленого укрытия и вытащить ее, влажную и нагую, из воды, но его ноги прижимали к земле тысячи смутных воспоминаний и тяжесть его собственного жестокого прошлого. Он предпочел бы сделать хоть что-нибудь, но ему оставалось только безмолвно ждать и смотреть, хотя он отдал бы все на свете, чтобы прикоснуться к ней еще раз, разделить с ней взрыв неистовой страсти. Но Пэйджен был уверен, что этому не суждено сбыться.

Лагерь медленно затихал перед сном. Носильщики рассказывали свои истории, сидя на корточках в дальнем углу поляны, а Пэйджен и Нигал сидели за столом, сосредоточенно рассматривая карту, развернутую перед ними.

– Ты говоришь, это займет четыре дня? – Прищурив глаза, Пэйджен изучал лежащий на столе пергамент.

– Четыре, если не произойдет ничего непредвиденного, mahattaya. Возможно, пять. – Нигал беспокойно взглянул в глаза Пэйджена. – Вы думаете, что ведда набрели на наш лагерь просто в поисках дичи?

– Я думаю так, Нигал. Я надеюсь, что так. К сожалению, мы сможем убедиться в этом, только когда доберемся до места.

Управляющий нахмурился:

– Следующий этап пути будет проходить через низину. Тигр, конечно, знает, что это прекрасное место для засады. Но если мы выберем восточное направление и обойдем ее вокруг, мы потеряем три дня. Что будем делать?

Лицо Пэйджена потемнело.

– Мы пойдем так, как планировали, Нигал. Я осмотрю тропу впереди сегодня вечером и раздам еще несколько винтовок передним носильщикам. Мы не можем тратить еще три дня на дорогу.

Старый управляющий нехотя кивнул:

– Как вы прикажете, Тигр.

После того как Нигал ушел, Пэйджен еще долго сидел изучая карту, пытаясь предугадать опасности, поджидающие его в пути. Тысячи поворотов. Тысячи долин. Каждая могла скрывать целую армию бандитов. Нет, не бандитов, думал он мрачно. С этими они бы справились. А вот наемники Ракели могли доставить массу неприятностей.

Скатав драгоценную карту, Пэйджен поглядел на свою палатку, где тонкая тень двигалась взад и вперед по холщовой стене. Она расчесывала свои длинные великолепные волосы. Кровь Пэйджена взбунтовалась, как только он увидел, как она поднимает и опускает руки медленными плавными движениями. Он почти видел шелковый блеск текучих прядей, подобных расплавленному золоту в свете фонаря. Ее стройные плечи блестели, как будто были облиты жидким стеклом. Ее грудь выделялась пышной полнотой, и соски ясно виднелись на матовых полушариях.

Мгновенно его охватил знакомый раскаленный жар. Пэйджен застыл в ожесточенной борьбе с самим собой, с, соблазном ворваться в палатку и подмять ее под себя, пробуя ее на вкус, обладая ею, пока оба они не лишатся сил и слов.

Это было самое трудное сражение, которое ему когда-либо приходилось выдерживать, но он выиграл его. Через минуту, выругавшись, он схватил винтовку и устремился в джунгли. Там по крайней мере его враги были безликими и, уж конечно, не так соблазнительны.

Расчесав наконец волосы, Баррет отложила щетку и свернулась на кровати, стараясь не смотреть на пустую постель напротив. Краска стыда залила ее матовые щеки, как только она вспомнила о том, что он делал с ней на берегу, о страсти, охватившей все ее тело.