Рубиновая верность
Шрифт:
– Риточка! – обрадовалась его мать. – Как хорошо, что ты пришла! Может, развлечешь Леню хоть немножко, а то он что-то совсем… расклеился… В общем, в депрессии… Вы ведь, кажется, дружили раньше?
Елизавета Семеновна посмотрела на меня таким взглядом, который заранее разрешал мне все. Думаю, она не была бы против, если бы я прямо с порога залезла к ее сыну в постель. Ей любыми способами хотелось вытащить Ленечку из депрессии, в которую он впал.
– Дружили, – согласилась я. В подтексте явственно слышалось: «Сделаю все, что смогу».
Я мгновенно вывела Ленечку
– Все-таки явилась!!! И ведь хватило совести!!!
Зацепин вскочил с дивана, на котором лежал и курил, и встал против меня, уперев руки в бока.
– Не считаешь ли ты меня во всем виноватой? – зло спросила его я.
– А ты себя не чувствуешь таковой?
– Не в большей степени, чем ты!
– Я?! Да что ты знаешь про меня?! – взревел он. – Да я… Да если бы не… Словом, считаю, что мучиться вот так, как я… это гораздо большее наказание… чем… чем отправиться вслед за…
Из Ленечкиных глаз потекли слезы. Он всегда был излишне сентиментален.
Поскольку на некоторое время мы затихли, в комнату робко постучалась Елизавета Семеновна и из-за закрытой двери спросила:
– Леня, может быть, вы с Риточкой поедите? Она ведь, наверно, из института… или с работы…
Ясно было, что мать хотя бы таким образом хотела накормить сына, исхудавшего до состояния Кощея Бессмертного, но провести Ленечку не удалось.
– Мама! – Он высунул голову в коридор, рыкнул: – Какого черта?!! – и шарахнул дверью о косяк с такой силой, что с полочки на стене упала на пол чья-то фотография в застекленной рамочке.
Я вытащила фотографию из-под осколков. На ней, обнявшись, улыбались молодожены: Ленечка и Наташа.
– Не смей!!! – совершенно дурным голосом крикнул Зацепин, вырвал у меня фотографию и по-змеиному прошипел: – И чтобы я тебя больше никогда не видел… И не вздумай притащиться на сорок дней…
Разумеется, я не притащилась и встречаться с Ленечкой больше не пыталась. Я замыслила умереть, как Ильина. Хотелось бы только, чтобы не было так больно перед смертью, как ей. Виноватой в кончине Наташи я себя не чувствовала, потому что она сама встряла туда, куда ей встревать не следовало. Но жить без Ленечки я в тот момент совершенно не могла. Смерть Ильиной застигла нас врасплох, на самом пике любовного восторга. И я никак не могла понять, за что на меня так вызверился Зацепин. Конечно, его жену жалко, но не до такой же степени…
Я выбрала самый безболезненный (и уже тысячу раз опробованный другими несчастными) способ ухода из этого мира, а именно две пачки бабулиных снотворных, за которыми специально съездила к ней на другой конец города. Я знала, что она всегда хранит в буфете упаковки по четыре, и, улучив момент, две из них стянула.
Очнулась я в собственной постели. Ярослав пришел домой необычно рано и вовремя успел вызвать «Скорую». Было все, что полагается в таких случаях: капельницы, уколы, промывание желудка. Я, давясь нескончаемыми слезами, твердила Ярику только одно:
– Зачем ты успел? Зачем ты успел!!!
На его законный и единственный вопрос: «Почему?» – я ответила:
– Я
И мой муж, взъерошив обеими руками свои волосы, в отчаянии закачался подле меня на стуле, твердя одно и то же слово:
– Почему? Ну… почему… почему…
– Разве можно объяснить, почему любят, почему не любят… – проговорила я, продолжая лить слезы по своей неудавшейся жизни. Неудавшаяся жизнь мужа меня не интересовала, но ему хотелось поговорить о себе:
– И почему любимые женщины постоянно уходят от меня к другим! Что со мной не так, скажи, Рита!!!
Я еще раз вгляделась в своего мужа, замечательного человека и интересного мужчину, снова не нашла в нем ни одного изъяна и ответила:
– Ты очень хороший, Ярик! Слишком! Чересчур! Может быть, это в тебе и плохо. Рядом с тобой, таким идеальным, любая женщина будет чувствовать себя ущербной.
– Глупости! Я такой же грешный человек, как и все!
– Да? – печально улыбнулась я. – Ну-ка назови хоть один свой грех!
Губы Ярослава сложились в жесткую усмешку, какой я никогда не видела на его лице, и сказал:
– Ну… слушай… Я давно понял, что ты меня разлюбила… Дурак только не поймет… Так вот, Галина из экономического бюро… Ты ее знаешь… Артемьева…
– Знаю, – подтвердила я.
– Ну вот… Галина давно мне себя предлагала… И когда я понял, что ты… спишь… с другим… В общем, я с ней тоже… так-то вот…
Понятно, что это меня могло расстроить очень мало. Этот факт из биографии моего мужа меня только порадовал, а потому я спросила:
– Ну и как тебе Галина?
– Да никак!! – рявкнул в Ленечкином стиле Ярик, а я подумала, что если бы он меня еще и поколачивал иногда, то я, пожалуй, могла бы в него по-настоящему влюбиться. – Не нужна мне Галина. Я тебя люблю… А ты… И зачем было травиться? Я тебя и так отпустил бы… Насильно мил не будешь…
– Так отпусти меня, Ярик… – взмолилась я.
– К нему?
– Нет, просто отпусти…
– Но зачем же просто?! – вскинулся он. – Рита! Может, мы еще как-то сможем…
– Не сможем, – отрезала я и как можно ласковее добавила: – Я не в силах больше… Не хочешь же ты, чтобы меня опять потянуло на таблетки?
Ярослав не хотел. Он меня любил, а потому отпустил. И даже (о, благороднейший из благородных!) оставил мне свою однокомнатную квартиру в полное владение, а сам съехал к Галине. Забегая вперед, скажу, что этот вариант нежданно-негаданно оказался для него наилучшим. Галина в скором времени благополучно разрешилась двойней, и Миргородский наконец зажил нормальной семьей, о которой всегда мечтал. На память о нем мне осталась не только квартира, но и его звучная фамилия, которую я не захотела менять обратно на девичью. Потом, когда вся страна меняла паспорта, у нас с Зацепиным, если не считать моей фамилии, не осталось никаких бюрократических следов от пережитых нами браков. Наша жизнь с ним представляла длинную череду встреч и расставаний, но тогда, разведясь с мужем, я и не надеялась, что когда-нибудь снова буду вместе с Ленечкой. Мне хотелось пожить одной. Как сейчас любят говорить, мужчины меня достали.