Рубиновая звезда (сборник)
Шрифт:
Достав парикмахерский снаряд и несколько флаконов, он молниеносно наголо обрил голову Рун-Рина, затем протер голову, лицо и руки генерального конструктора жидкостью с характерным запахом йода, выкрасил брови в черный цвет и «срастил» их, наклеив кусочек шерсти. Затем лицо Рун-Рина украсили черные усы. Через полчаса рядом с Хуссейном сидела его неотличимо точная копия.
Во время этих процедур Рун-Рин не отрывал глаз от лица Хуссейна, который всегда в какой-то мере был загадкой для генерального конструктора. Сын индуса и цыганки, Хуссейн родился в Микроландии, куда отец его, резчик по дереву, эмигрировал с группой приверженцев Ага Хана после индусско-пакистанской резни 1947 г. В общине Хуссейн пользовался большим влиянием. Возможно, он был резидентом «живого бога» в этой стране. Возможно, возможно…
Но тот, кто сумел бы заглянуть в «тайное тайных» исмаилита, узнал бы, что в этом человеке не осталось ни капли того оголтелого фанатизма, которым отличаются последователи ислама. Под маской уличного предсказателя судеб, он по поручению Ага Хана много странствовал и видел, как исмаилитская верхушка — купцы, промышленники, банкиры, финансисты, судовладельцы-нещадно эксплуатируют исмаилитские низы: крестьян, ремесленников, рабочих, простой трудовой люд, своими мозолистыми руками наполняющий их сейфы. Он уже давно не верил ни в аллаха, ни в пророка Мухаммеда, ни даже в его зятя Али, который у части исмаилитов котируется порой выше Мухаммеда.
Это был революционер по призванию, один из лучших боевиков подпольной организации «Свобода и демократия». Последнее время его боевая группа готовила покушение на Фуркаля и столпов его режима.
— А глаза? — спохватился Рун-Рин.
— И это предусмотрено, месье. — Бидо открыл коробочку и покопался в ней, выбирая контактные линзы, Рун-Рин стал обладателем черных, как маслины, глаз.
— Вы, я вижу, виртоуз своего дела! — заметил он.
— То же самое сказал Томмазо Сальвини, когда я в «Ла Скала» гримировал его для роли Отелло.
— Так сколько же вам лет? — изумленно спросил
Рун-Рин, вспомнив, что великий актер скончался уже лет шестьдесят назад.
Маэстро, склонив голову набок, любовался своей работой.
— Можете представить себе, сколько времени я служу Мельпомене, если будучи уже в зрелом возрасте участвовал в штурме Бастилии, — скромно сказал месье Бидо.
И, очень довольный своей остротой, долго смеялся старческим дробным смешком.
— Довольно шуток, — сурово сказал Хуссейн. — Тило, переодевайся.
Он принес комплект одеяния, точно такого же, какое было на нем самом, и показал Рун-Рину, как повязывать чалму. Вот-вот появится тот, кого я жду.
— Давай попрощаемся, Хуссейн, — сказал Рун-Рин.
Они сердечно обнялись.
— Из Бомбея ты направишься в Карачи, — напомнил Хуссейн. — Явишься по адресу, который я тебе дал, и получишь новые документы на имя австралийского скотопромышленника. Там же отдашь охранную грамоту и паспорт. Все будет незамедлительно доставлено мне. Я поеду поездом через другой пограничный пункт. Пароль: «Я из Магриба». Отзыв: «А я ваш земляк».
— Помню. Приложи все усилия, чтобы устроить Фуркалю этот заем. И пусть дело идет своим чередом. Все остальное я беру на себя. Встретимся в лучшие.времена.
— Ну, все, — сказал Хуссейн. — В случае непредвиденных обстоятельств — вот.
Он приподнял висевший на гвоздике плащ и показал спрятанный под ним бесшумный автомат.
— Понятно, — сказал Рун-Рин. — Гостя встречу я.
Щелкнул замок комнатки, где укрылись Хуссейн и месье Бидо. Гость не заставил себя ждать. Через двадцать минут близ «Ягуара» остановилась вторая машина, из каторой вылезли два субъекта: Нике (агент № 29) и Микс (агент № 32) с весьма банальными физиономиями. Это были не какие-нибудь светила детективного мира, а рядовые филеры наружного наблюдения, туповатые, исполнительные, но «неперспективные», так сказать, сотрудники на побегушках. Как было принято, Нике и Микс работали всегда «в паре».
— Будешь подстраховывать меня, — приказал
Нике. — Кто выйдет, не задерживай, только хорошо заметь. Через час после того, как мы уедем (он подчеркнул «мы»), можешь прекратить наблюдение. Давай встретимся и пообедаем «Под белым колпаком» (так.именовался кабачок, на вывеске которого был изображен толстый повар, листающий огромный кулинарный фолиант. Заведение третьеразрядное и по ценам вполне соответствующее тощим карманам Никса и Микса).
— Кто? — спросил хрипловатый голос Хуссейна с характерным восточным акцентом.
— От его превосходительства господина Дельфаса, — тихо отозвался Нике. Дверь открылась, и филер вошел, низко кланяясь и озираясь по сторонам.
— Надеюсь мы одни?
— Абсолютно, — заверил «Хуссейн».
— Мне поручено вручить вам вот этот пакет.
Двойник Хуссейна разорвал обертку с сургучными печатями и извлек пачку валюты, охранную грамоту, визированный паспорт.
— Передай его превосходительству мою благодарность. Открыв атташе-кейз, «Хуссейн» бросил туда деньги и документы. Потом, сложив смуглые руки на груди, сделал полупоклон, как бы давая понять, что Никсу делать здесь больше нечего.
— Господин Хуссейн, — заюлил Нике, — но сейчас я не могу вас покинуть. Мне поручено охранять вас и сопровождать до аэропорта. Самолет уходит через час.
— Но ведь воздушные линии временно закрыты…
— Пусть это вас не беспокоит. В ваше распоряжение будет предоставлен самолет специального назначения.
Хуссейн № 2 сухо сказал:
— Как угодно.
«Хуссейн» накинул широкий плащ из верблюжьей шерсти, какой носят бедуины, и закутался в него. Через пять минут они были в пути.
Нике проводил Хуссейна до аэровокзала и усадил в самолет, вежливо, даже подобострастно. Он, вероятно, считал, что его подопечный какая-то большая шишка. И успокоился только после того, как самолет оторвался от взлетной полосы и вскоре исчез за облаками, где ярко светило солнце. Скоро Хуссейн будет в Бомбее, под ярко-синим индийским небом, где нет этой мерзостной слякоти.
Нике, кряхтя, влез в машину и взялся за баранку.
Напарник его час с лишним болтался возле флигеля, хотя был предупрежден, что домик пуст, и уже готов был покинуть свой пост, как вдруг дверь отворилась. Оттуда вышел не кто иной, как… Хуссейн. Микс глазам не поверил. Но у него было категорическое распоряжение: следить за входящими (таковых не оказалось), а о выходящих Нике ничего не сказал. Тут в голову филера пришла оригинальная мысль. Он догнал Хуссейна и окликнул его.