Рубиновое сердце богини

Лесина Екатерина

Бедная глупая девочка. Мы с ней не слишком ладили, но смерти я ей не желала, как не желала и неприятностей самой себе.

– Пигалица Мария Петровна? – повторил свой вопрос Шпала.

– Да.

– Вам знакома эта женщина? – Он показал мне фотографию. Лапочка. Хорошенькая, если не сказать больше. Стройная, загорелая, белокурые локоны разметались по плечам, глаза сияют. Она улыбается и машет кому-то рукой, наверное, фотографу.

Гошику. Это он ее снимал. Где-нибудь на юге. Солнце, море, горячий песок и соленые брызги щекочут кожу… Я всего-то раз и была на море, в медовый месяц,

две самые чудесные недели в моей жизни, но то мое море не имеет никакого отношения к этой фотографии.

– Знаю. Это Элла. Есенина.

– Расскажите о ней.

– Что именно вас интересует?

– Все, – буркнул Шпала.

Все, так все.

Лапочка появилась на фирме около двух лет назад. Может, чуть больше. Дела шли хорошо, «Скалли» заняла свое место под солнцем, клиентов хватало, работы, соответственно, тоже, вот мы и решили, что столь солидной фирме, как наша, жизненно необходима секретарша. Дали объявление, провели конкурс, выбрали Эллу. Девочка каким-то непостижимым образом сумела понравиться всем. Не красавица – это мне так казалось, – но достаточно миловидна, чтобы на нее приятно было смотреть. Сообразительна, вежлива, но умеет проявить и твердость. Прибавьте организованность, которой нашей троице явно не хватало, знание двух языков, и еще какие-то важные, но неведомые мне секретарские умения. Короче, Есенина осталась.

Не буду врать, что, когда Лапочка работала на фирме секретаршей, она меня раздражала. Нет, напротив, мы даже приятельствовали. Ну, там, совместный обед, чашка кофе, перекур, ни к чему не обязывающая женская болтовня, это уже после развода я превратилась для нее в Марию Петровну. А быстро она Гошика окрутила, после нашего расставания и месяца не прошло, как он надел колечко на тоненький Лапочкин пальчик. Еще через месяц сделал своим замом. В июне и свадьба планировалась.

Не будет теперь свадьбы.

Ничего не будет.

Бедный Гошик, как ему, наверное, тяжело.

– Значит, – подвел итог Шпала, – она заняла ваше место?

– Можно сказать и так.

– Вы не протестовали?

– А как вы себе это представляете? Мы с Георгием в разводе, он волен распоряжаться своей судьбой. Хотел жениться на Лапочке, ну и…

– На ком?

– Ой, простите, оговорилась.

– Как вы ее назвали? – повторил вопрос капитан Сапоцкин.

– Лапочка. Прозвище.

– И кто же этак припечатал?

Я вздохнула: придется признаваться.

– Я. Понимаете, привычка у меня такая. Имя редко отражает суть человека.

– Согласен, – неожиданно улыбнулся Шпала. – Если погоняло клиенту подходит, тогда на всю жизнь. Это тебе не паспорт, который поменять можно. Лапочка, говорите… А почему Лапочка?

– Ну… Она вся такая пушистая, ласковая, нежная. Лапочка, одним словом.

– Понятненько. Давайте к вашему разводу вернемся. Сколько вы вместе прожили?

– Семь лет. – Семь долгих лет: смех, слезы, обиды, ссоры и радость примирения, вечно недовольное лицо Аделаиды Викторовны и родное Гошкино нытье. Вялая грызня с Димкой. Незапланированная беременность и вынужденный аборт. Гошик считал, что нам рано думать о детях, он боялся бессонных ночей, пеленок, погремушек и смешных младенческих пузырей, он боялся ответственности. Я ревела

и уговаривала. Я не хотела к врачу и клялась, что появление ребенка никак не скажется на моих чувствах к Гошке. И единственный раз Аделаида Викторовна была на моей стороне.

Гошик согласился.

Поддался.

Даже нашел мне доктора, лучшего в городе, – мой муж всегда выбирал все самое лучшее. Две недели я была счастлива. Пока не заболела краснухой – ерундовая детская болячка и приговор для беременной женщины. Был аборт: невыносимо стерильная комната, печальный врач, от которого пахло сигаретами, дорогой туалетной водой и лекарствами, медсестра, укол – и тупое небытие. А когда я очнулась, все уже было кончено. «Бывает, милочка. Печально, конечно, но случается. У вас будут еще дети, я вам гарантирую». Профессор не сдержал своего слова, на третий день началось кровотечение.

Опять та же комната, еще более светлая и стерильная, тот же врач, медсестра, койка, лихорадка, когда я не понимала, где нахожусь и что со мной, и Хромой Дьявол, орущий на врача. Тот оправдывался и махал руками, а я не понимала слов. Я выздоровела только для того, чтобы услышать новый приговор: детей не будет.

Никогда.

Лучше бы я умерла.

Но Гошка был рядом. Мой милый, добрый и такой беспомощный муж. Он уверял, что любит меня и никогда не бросит, а еще через месяц я предала его. Но, знаю точно, никто не расскажет Шпале об истинной причине развода: ни я, ни Георгий, ни Хромой Дьявол.

– Что ж вы молчите, Мария Петровна? – Шпала в очередной раз нарушил ход моих мыслей. – Сидите и молчите. Скажите хоть что-нибудь.

– Что, например?

– Ну, например, вернемся к разводу. Жили, жили, а потом взяли да развелись. Отчего?

– Характерами не сошлись, – повторила я стандартную формулировку, только капитан Сапоцкин мне не поверил, ни на минуту.

– Характерами, Мария Петровна, дети не сходятся, которые в загс бегут, едва восемнадцать стукнет. Поживут месяц-другой отдельно, в самостоятельность поиграют, а при появлении первых проблем разбегаются по углам, под теплое родительское крылышко. Вот они-то характерами не сходятся. А вы?

– Но ведь бывает же…

– Бывает. Но что-то мне подсказывает, не ваш это случай. Темнить изволите, Мария Петровна.

Кажется, я покраснела.

– Вы же взрослый человек, понимать должны, что убийство произошло. Уголовно наказуемое преступление.

– А это точно не несчастный случай? – робко поинтересовалась я, все-таки слухи – вещь ненадежная.

– Куда уж точнее. Знаете старый анекдот про то, как один товарищ споткнулся и нечаянно на нож упал? Двадцать три раза? Так вот, у нас примерно то же. Ну так что, будем говорить?

– Будем. – И, вдохнув поглубже, я выдала версию про аборт. Наш развод к делу отношения не имеет, но Шпала ведь не поверит, начнет копать, а Гошке нервничать нельзя, у него сердце слабое, пусть уж лучше меня дергают.

– Вот оно как вышло, – пробормотал Шпала, отводя взгляд. Понятно, жалеет. И гадать не надо, о чем думает: сидит перед ним женщина, обычная женщина, в меру красивая, молодая еще, а уже инвалид, только изнутри. И с разводом ясно – какому мужику бесплодная жена нужна. – Извините.