Рубиновое сердце богини
Шрифт:
Пыляев тоже молчал и грыз ложку. На столе стояла нетронутая чашка кофе, который здесь стоил как приличный обед из трех блюд в нормальной столовой, а качества был не лучшего. Сапоцкину было немного жаль и денег, что придется заплатить, и кофе, который после их ухода отправится в умывальник, и себя за то, что приходится жрать картонные столовские котлеты… А с другой стороны, не так все и плохо, если ему повезет, то в скором времени дело «цветовода» можно будет закрыть.
– Ну и? – Пыляев отхлебнул холодный напиток, скривился и поставил чашку на место. Правильно, теперь какой кайф?
– Есть один вариант…
Пигалица
Эту
Утро, шесть часов. Раннее пробуждение становится традицией, раньше я за собой такого не замечала. Чувствую себя, как Бородинское поле после сражения, и выгляжу соответственно. Надеюсь, Пыляев промолчит.
Пыляев.
У меня дома поселился Хромой Дьявол.
На время – не хватало еще, чтобы он переехал сюда навсегда. Я вообще не могу понять, как это получилось: разговор с Гошиком, усугубивший состояние шока, в котором я находилась. Чуть позже еще один разговор, с капитаном Сапоцкиным, который от души мне посочувствовал и дал разумный совет. Целых два совета. Купить электрошокер и не открывать дверь незнакомым людям. Да, и еще в случае чего – звонить ему на мобильный в любое время дня и ночи. Спасибо ему большое, обязательно попрошу маньяка не убивать меня, пока милиция не подъедет.
В общем, когда Пыляев заявил, что временно поживет у меня, я обрадовалась. Нет, честно, обрадовалась. Пусть мы и не слишком ладим, однако, что бы там ни говорили феминистки, мужчина в доме – это мужчина в доме. Пользы, может, от него и никакой, а на душе спокойнее.
– Степка, гулять! – Димка, наверное, еще спит. Пускай. А он действительно изменился, ни тебе шуточек, ни язвительных замечаний, ни подковырок. Предельная вежливость на грани отстраненности.
А васильки я выкинула. Ну их, только на нервы действуют.
Пока Степан носился по двору, я думала. Пыталась думать. Ведь должно же быть что-то общее между этими женщинами, кроме цветов и работы в одной фирме. Должно. И букеты со значением. Любовь, которая заканчивается смертью. Почему?
Анфиса – фигуристая блондинка. И не просто блондинка: насколько мне помнится, девушка выбеливала волосы почти до синевы. Затягивалась в корсеты, пользовалась темно-пурпурной помадой. Ольга – миниатюрная брюнетка. Инга – рыжая и естественная. Элла… Элла совершенно неестественна. Элла – деловая дама. Во всяком случае, она изо всех сил старалась казаться таковой: английские костюмы, женские галстуки, строгие стильные очки с простыми стеклами, которые Лапочка носила, чтобы выглядеть солиднее.
Что их объединяло?
Или нужно спросить иначе: кто их объединял?
Степка топтался у подъезда, попеременно поджимая то одну, то другую лапу. Замерз, бедный, пора домой. У дверей меня ожидал сюрприз – три белоснежные каллы на длинных сочных стеблях. Так мы и вошли в квартиру. Степан, я и каллы.
Надо сказать, Пыляев совершенно не удивился, только спросил, где это мы гуляли, и заодно просветил, что именно означают на языке цветов каллы.
Ты великолепна.
Восхитительна.
Приятно.
Страшно.
Короче,
– Может, тебе уехать на время? – предложил он. – Ну, на недельку-другую, пока все не уляжется.
– Думаешь, уляжется?
Пыляев не ответил, да и без ответа понятно, что не уляжется.
На работу мы поехали вместе, чем обеспечили новую тему для разговоров. А пускай себе поговорят, мне совершенно наплевать.
– Мать, к тебе можно или занята? – В кабинет заглянул Бамбр. – Уехал?
– Уехал. Заходи.
Воспользовавшись случаем, Толик сел на кресло Пыляева.
– Ну, как я тебе? – Он надул щеки и выпятил подбородок вперед. – Похож на начальника?
– Похож. Зачем пришел? По делу или просто поболтать?
– Поболтать, али не рада?
– Рада.
Бамбру нельзя не радоваться. Семьдесят килограммов живого оптимизма, рыжая шевелюра, как у Антошки из мультика, и влюбленные глаза, при этом неважно, на кого Толик смотрит. Он любил всех и каждого, независимо от возраста, красоты и характера. Настроение поднялось моментально.
– А куда этот твой…
– Без понятия. – Чистая правда, между прочим, Хромой Дьявол честно препроводил меня к дверям общего кабинета и укатил в неизвестном направлении, приказав напоследок не покидать пределов офиса. К вечеру обещал явиться. Вот и все, что я знала.
– У тебя с ним роман?
– А тебе какое дело?
– Хочу узнать, остался ли у бедного фотографа хотя бы один шанс…
– Смотря на что.
Толик состряпал несчастное выражение лица.
– Шанс обратить внимание богини на смертного, дерзнувшего… Дерзнувшего… Черт, недодумал!
Не выдержав, я расхохоталась.
– Ладно, мать, а если серьезно? Что у вас? Любовь-морковь?
– Да нет, дело одно. А что, ревнуешь?
– Предупредить хочу. Бабник он.
– Кто? Пыляев? – Нет, в общем-то, ничего странного в этом нет, Дамиана с его-то внешностью сам господь в бабники записал. Женщины вились вокруг него, точно пчелы возле улья, проблема в том, что Пыляев плевать хотел на всех женщин, вместе взятых. Это я образно говорю. Время от времени на горизонте возникала очередная подружка, красивая и самоуверенная, Димка послушно сопровождал даму в кино, театр, ресторан, короче, туда, куда даме хотелось, послушно улыбался, знакомился с ее подругами. А один раз, когда девушка доросла до гордого звания невесты, имел место торжественный визит к родственникам нареченной. Пыляевского терпения хватало на две недели, в случае с невестой – на месяц. После чего подруга внезапно исчезала. Самое интересное, Хромой Дьявол не прикладывал никаких усилий ни на то, чтобы обратить на себя внимание понравившейся девицы, ни на то, чтобы удержать ее, ни на то, чтобы избавиться. С Ксюхой – так, если мне не изменяет память, звали его невесту – мы неплохо ладили. Однажды она сказала примерно следующее: «Мне порой жутко становится от этого равнодушия. Такое чувство, что он – не человек, а машина. Я ему: „Давай поженимся“, он: „Давай“. Я ему: „А может, не надо?“ Он: „Как хочешь“. Я уже себя и женщиной-то не ощущаю. Ну его к черту!» Вот. А Толик говорит, будто Димка – бабник. Какой из него, на фиг, бабник, если в нем эмоций не больше, чем в мебели.