Рублев
Шрифт:
И иные имена читаются в рукописях троицкой библиотеки, но не отмечено, кто из них были здешними монахами, поэтому сейчас нет уверенности, что эти книги созданы именно тут, а не были куплены или попали сюда в более позднее время из других монастырей.
…Старый Никон встречал мастеров с почетом. От него всей дружиной в сопровождении троицких старцев отправились в собор. Поклонились гробнице Сергия у южной стены, перед алтарем. Быть может, на этой гробнице лежал уже знаменитый покров, ростовое шитое изображение святого, на котором запечатлелись живые черты Сергия [26], поскольку рисунок, легший в основу этой шитой иконы, как рассказывали монастырские старожилы, сделан еще при его жизни… Шапка рыжеватых, с проседью волос, разделенных на прямой пробор, окладистая борода. Худое лицо с широкими, обтянутыми кожей скулами, тонкий прямой нос. Сосредоточенный, странно
Твердый, почти суровый взгляд больших глаз Богоматери и вместе нежная, девическая трепетность шеи, упругого подбородка. Задумчивый младенец, устремивший взгляд на предстоящего пред иконой. Любовно и осмысленно изображал художник XIV столетия мать, которая молит своего сына за людей.
Художники поклонились гробнице, постояли перед ней в безмолвии.
А на следующий день без промедления большая дружина приступила к работе. Начинали с икон. Подмастерья уже готовили заранее высушенные доски — большие, высокие для ростовых изображений деисуса, такой же почти ширины, но много поменьше — для «праздников». Низкие и широкие доски предназначались для пророков, на самый верх иконостаса. Ввиду спешных работ не только подмастерьев, которым поручено было, кроме обработки досок, левкашение, варение клея, олифы, подготовка красок и иные подручные труды, но и собственно художников собралось необычайно много.
Иконостас этой дружины, к счастью, сохранился до наших дней. Правда, время многого не пощадило. Потерта красочная поверхность, пооблетело золото фонов, на некоторых иконах ремесленниками-поновителями XVIII века процарапана грубая графья, коснувшаяся древних ликов. И все же всякого входящего и теперь в собор поражает особое настроение серьезности и тишины, которое навевают эти произведения. Благородная поверхность древней живописи медвяно-золотиста, струит тихий ровный свет. В вечную память Сергию писали эти очень разные художники единое, цельное творение. Надо долго присматриваться, вычленять из этого целого различные манеры, как будто в слитном пении хора узнавать отдельные голоса. Может быть, поэтому относительно Троицкого иконостаса, сравнительно недавно, в 1940-х годах, отреставрированного, в современной науке не сложилось пока окончательного суждения, сколько мастеров здесь работали, из каких мест собрал их Никон.
Общепризнано, что наиболее ярко личные особенности художников проявляются в «праздниках». Здесь изображения сложны, многолюдны, само построение, цветовое решение, «розмысел» в лицах допускает множество возможностей, оттенков. «Праздники» из Троицкого иконостаса очень подробно изучались тонким знатоком искусства рублевской поры Натальей Алексеевной Деминой. Исследовательница имела возможность в военные годы близко и тщательно рассматривать эти изображения, описывать каждую мелкую подробность, сопоставлять. Сколько же из «прочих с ними» художников участвовало в работе? Что это были за мастера?
По наблюдениям Н. А. Деминой праздничный ряд иконостаса написан не менее чем десятью художниками. То были мастера разного уровня, разных индивидуальностей и традиций. Некоторые из них принимали участие и в создании других рядов иконостаса и, наверное, в настенной росписи Троицкого собора. Но последнее невозможно подтвердить. Первоначальные фрески собора не сохранились [27].
В рублевской дружине, даже такой, которая собралась лишь на один раз, выше всего ценилось живое, неравнодушное отношение к изображаемому, сопереживание, свое осмысление «вечных» тем. Более того, по мере изучения этих произведений,
Старые мастера показывали пример доброжелательства, когда ничей талант не ущемлен, каждый творит близкое ему, основанное на личном переживании, может поэтому выявить лучшие, наиболее сильные свои стороны.
Изучение пятнадцати «праздников» приводит к выводу, что художники писали для этого ряда кто одну, кто две, но не более трех икон. Кроме Рублева, здесь работали еще два мастера старшего поколения. Первый из них создал изображения «Умовение ног», евангельскую сцену, где показано, как Иисус, подавая пример смирения, накануне своих страданий омывает ученикам ноги, чтобы и они творили и передали завет, что большим и старшим будет тот, кто послужит младшим.
Художник «Умовения» явно воспитан еще на традициях XIV века, но, будучи опытным членом дружины, без труда «вписывается» в общий живописный строй. Лица и фигуры он пишет пластично, объемно, с мягкой живописностью. Не исключено, что это Даниил.
Еще один художник старшего поколения или пришелец издалека, или никогда прежде ему не приходилось быть в рублевской дружине. Искания этого круга мастеров ему чужды. Манера его заострена, выразительна, живопись плотная, предметы и фигуры ярко и резко освещены. Им написана «Тайная вечеря» — последняя трапеза учеников перед казнью учителя.
Два художника очень высокого уровня принадлежали более молодому поколению, но уже прошли серьезную школу. Скорее всего они уже и раньше работали с Рублевым. Один из них написал «Вход в Иерусалим» и «Воскрешение Лазаря». Он прекрасный рисовальщик и великолепный колорист. Созерцательность и тишина в произведениях мастеров более старшего поколения ему чужды. Ему близка драма изображаемого события.
Создатель «Рождества Христова» и «Сошествия во ад» близок к Рублеву, учится у него. Он овладел присущими великому мастеру совершенными гармоническими композициями и четким легким ритмом. Пятый мастер или еще молод, или он стенописец, неопытный в писании икон, которые он создает в несколько пригашенном колорите. Его вещи не рассчитаны на полумрак и хорошо смотрятся лишь при ровном ярком освещении. Он написал «Сретение» и, может быть, хотя это предположение все же следует ставить под вопросом, «Сошествие Святаго Духа». У этого художника есть ученик — автор «Раздаяния хлеба». Он подражает во всех приемах более опытному мастеру, но рисунок его еще неуверен и прост. Некоторая неумелость искупается удивительно теплым, ласковым отношением его к человеку. С трепетом изображает этот художник, как Иисус, подавая ученикам пищу, подразумевает под этим хлебом свое тело как жертву, которую он отдает навсегда людям. Седьмой художник скорее всего не москвич. Это зрелый великолепный мастер. У него блистательный рисунок. В его «Преображении» и «Успении» видны черты ростово-суздальской живописной традиции.
Среди молодого поколения иконописцев выделяется автор «Раздаяния вина», «Жен-мироносиц у гроба» и «Распятия» — ярко индивидуальный художник, в чьем творчестве открываются новые пути, роднящие его иконы с более поздними произведениями московской живописи. У него гибкие линии, вытянутые пропорции, тонко выразительные силуэты. Н. А. Демина определяет его как «нервную», сложную и вдохновенную индивидуальность».
И кажется, очень молодым, совсем неопытным, но одаренным и многообещающим художником написано «Благовещение». Он слабоват в рисунке, но до тонкости понимает цвет, взволнованно переживает изображенное.
Десятым был сам Рублев, признанный их глава, который работал с ними, такими разными. В этой работе вполне самостоятельно выступили начинающие художники, почти ученики. Их можно поправить, наставить. Но рядом трудились и зрелые мастера, которых не заставишь писать на непривычный лад. Тут Андрей и Даниил проявили удивительный дар в самом трудном — всей дружине дать возможность работать заинтересованно и вдохновенно и вместе с тем не дать этому живописному хору пуститься в разноголосицу, потерять единство и цельность общности. Это как в тогдашнем унисонном пении. У каждого свой голос, но слиты эти голоса в единый гимн. Следует, правда, оговориться, что не все исследователи из тех, что имели возможность подробного изучения троицкого иконостаса, едины во мнении о количестве мастеров и способе распределения работы между ними.