Рублевка: Player’s handbook
Шрифт:
А если даже и удастся продать компанию постепенно, если удастся, что называется, «окешиться» и вложить вырученные деньги в благотворительный фонд, то чем же будет отличаться миллиардный благотворительный фонд после смерти благотворителя от миллиардной компании? Все тот же миллиард, раздербанить который найдется тьма охотников.
На этот вопрос Дмитрий Борисович Зимин отвечает подробно. Про свой фонд «Династия» (Династия! Опять призрак!), занимающийся поддержкой молодых ученых и популяризацией науки, Зимин любит рассказывать, как именно он будет защищен. Как миллиард предполагается не просто потратить, а «закрутить», пустить в дело, чтобы деньги возобновлялись, чтобы фонд существовал «практически вечно» — собственные слова Зимина. Как важно, чтобы у фонда
— Только вот Петя Авен, прогульщик, — усмехается Зимин. — Опять не явился на попечительский совет. Ну что с ним делать?
61. Ночь за окном. Петр Олегович Авен, которого Дмитрий Борисович Зимин называет прогульщиком и журит за нежелание всерьез участвовать в спасении Денег путем вложения их в благотворительность, заканчивает обещанную мне индивидуальную экскурсию по своему дому. Петр Авен (4,5 миллиарда состояния, список Forbes, банк, нефтяная компания, три телеканала, литературная премия, и только на благотворительность, между прочим, не меньше пяти миллионов в год) говорит:
— Давайте, Валерий, шампанского, что ли, выпьем.
И ведет меня по своему дому, который был домом писателя Алексея Толстого. Я-то думаю, что в винный погреб, а он — в подсобку. Специальная такая комната, где по диванам, столам и стульям навалены подарки — бутылки с дорогой выпивкой, художественные альбомы, книжки…
— Должно же тут где-нибудь быть шампанское, — говорит Авен. И, порывшись в подарках, извлекает на свет книгу. Перелистывает задумчиво:
— Вы читали Сергея Кузнецова «Хоровод воды» [22] ? Нет? Почитайте. Прекрасная история про то, как люди в одной семье пытаются не развязаться даже, а просто разобраться, что за узлы навязались у них в отношениях за полвека. Почитайте. Все что-то пишут, никто ничего не читает… Мы, наверное, ей премию дадим, этой книжке. (Ошибся, не дали. Члены литературного жюри иначе смотрят на жизнь и литературу, чем Игрок наивысшего уровня.)
22
Кузнецов С. Хоровод воды. — М.: Астрель, 2012. Прим. ред.
Роется в подарках еще немного и действительно находит среди коробок и свертков бутылку шампанского. Мы берем бутылку и идем мимо авеновской коллекции живописи и скульптуры, мимо «Бубнового валета», Врубеля, Коровина, Серебряковой, Кустодиева — к креслам. Мы даже не ставим вино на лед. Просто открываем и сразу пьем, забравшись с ногами в кресла. По телевизору фоном говорят что-то стендап-комедианты. Иногда Авен поглядывает на них и улыбается. Я спрашиваю, он отвечает.
— Нет, за пятнадцать лет в этом доме я так и не научился дружить с соседями. Впрочем, в Англии так же. Моя семья живет в основном в Англии. Там примерно такой же дом. И там тоже очень изолированная жизнь. Мы не знаем соседей.
Второй бокал шампанского. Шампанское теплое, но Авену, кажется, все равно. Мне тоже. Равнодушием продвинутого Игрока быстро проникаешься. Я спрашиваю, он отвечает.
— Да, приходите в офис. Я покажу вам договор, который лондонские юристы составили нам с Мишей (Имеется в виду партнер Авена по «Альфа-Групп» Михаил Фридман. В. П.). Это вот такой толстенный том (Авен показывает толщину старинной Библии. В. П.). Там все прописано. Как нам, в конце концов, друг от друга избавиться и выйти из Игры.
— А с государством? — спрашиваю. — У вас есть договор про то, как друг от друга избавиться?
— С государством? С государством у меня нет такого договора, — этому обстоятельству он (бывший министр) улыбается больше, чем шуткам стендап-комедиантов в телевизоре.
Я не спрашиваю глупостей. Разумеется, у него есть все мыслимые степени защиты. Разумеется, у него есть специальный телефон, на который может позвонить доверенный человек из Кремля и сказать: «Беги!» или «Поздно!» — или предложить условия капитуляции. Говорят только, будто у них в «Альфа-Групп» есть еще и особенный режим тревоги. Когда вся команда получает на телефон условный сигнал. По этому сигналу все должны сесть в машины и начать двигаться. Лишь бы не оставаться на месте. И никаких звонков по засвеченным телефонам. А в это время в нескольких аэропортах готовятся к вылету несколько самолетов. Лишь специальный диспетчер знает, на каком самолете вылететь безопасней, координирует движения членов команды, ведет их к самолетам и прикрывает, пока не улетят. Я спрашиваю, правда ли это? Правда есть такой режим тревоги в «Альфа-Групп»?
Авен улыбается:
— Нет. Нет, конечно. Но если что, я думаю… Я успею убежать.
Я окидываю взглядом живопись, скульптуру, книги… Врубеля, Коровина, Кустодиева, Серебрякову… Говорю:
— Вы-то, может, убежать и успеете. Но как вы вывезете свою коллекцию? У вас есть план?
— Нет. У меня нет плана, как вывезти мою коллекцию живописи.
— Вы собираетесь подарить ее государству, если что?
— Нет, не собираюсь никому дарить. Просто у меня нет плана ее спасения.
— Как это? Почему?
Я тянусь за шампанским. Рука движется медленно, бутылка наклоняется медленно, бокал наполняется медленно. Как будто редеет время и растягивается пространство.
— Вы собирали коллекцию много лет.
— Да.
— Вы любите живопись и разбираетесь в ней.
— Да.
— Это, может быть, лучшая частная коллекция.
— Да.
— И вы никогда не думали, как будете спасать ее, если дела пойдут плохо и придется эмигрировать? Откуда у вас такая уверенность в будущем?
— У меня нет никакой уверенности. Семья уже в Англии. Про себя я просто надеюсь. Если что, я сумею спастись. А коллекцию я спасать и не собираюсь. Потому что ничего спасти нельзя.
Наверное, у меня в глазах написаны вопросы: «Как? Почему?»
— Потому что прах всё, Валерий. Ничего нельзя спасти, да и не нужно. Всё — прах.
Коллекция, компания, дом — прах. Не просто может стать прахом, а уже есть прах.
Я не спрашиваю глупостей. Я не спрашиваю, прах ли Деньги. Сказано ведь — всё.
Так говорит Игрок, прошедший Большую Игру до конца. Он правда так думает. Он и добрался сюда, до этого уровня, лишь потому, что изначально, в отличие от конкурентов, считал все прахом. Теперь можно побродить, разумеется, еще немного по последнему лабиринту, поискать ненужных реликвий. Но из этого лабиринта нет уже никакого выхода никуда, ни на какой более высокий уровень.
Максимум, чего можно добиться, — это выйти из Игры. Устроиться в Англии или в Нормандии. Весьма состоятельным человеком, но не магом никаким, не чародеем, не жрецом Денег. Можно, одним словом, только увидеть надпись:
GAME OVER
Эпилог: мертвец
62. До сих пор единственным человеком, который жил на Рублевке и всерьез умер, остается первый президент России Борис Николаевич Ельцин. Криминальные авторитеты не в счет: их смерти лихие, случайные — от пули или пластита. В 90-е годы криминальные авторитеты были подобны эльфам в толкиеновских сказках: вообще-то бессмертные, не подверженные времени, старости и болезням, но рискующие погибнуть в бою. Их смерть — высшее, экстремальное проявление пацанской удали.