Ручная кладь
Шрифт:
– А в Америке что делала? Мужика себе искала? Интеллигентика небось! И чего вы все так любите этих интеллигентиков, ну да разве они мужики, они ж и сделать ничего не могут. Я тут одному профессору туалет чинил, этот дурак не мог даже гайку поменять, я знаешь, сколько с него взял? Пусть платит, раз он профессор. Нет, ну ты подумай, ну какой же он умный, если не может даже в унитазе гайку поменять? А вот еще один,...
– Вову понесло.
– Я в Америке, десять лет был, кем я только не работал, я все умею делать, я на бензоколонке работал,
Я не слушаю этот поток сознания, думаю о том, что если у меня хватит денег купить квартиру, то уж на краны, которые не надо чинить я тоже найду. Но Вова уже вошел в раж и не останавливается. Он говорит, говорит без конца. Наконец нам приносят еду, и Вова на время замолкает.
– Слушай, тебя как зовут?- говорит он стюардессе с набитым ртом, пытаясь поймать ее за ногу. Стюардесса ловко отскакивает, и Вовина рука беспомощно падает в проход.
– Я битте?
– спрашивает очаровательное, белокурое, длинноногое создание мило улыбаясь.
– Слушай, ты по ихнему шпрехаешь, спроси как ее зовут, - говорит он, обращаясь ко мне и запихивая в рот остатки завтрака.
– Ай ам ссори, - говорю я девушке и передаю, что Вова хочет с ней познакомиться. Стюардесса улыбается и показывает бирку с именем, приколотую к кофточке.
– Ха-на, по слогам читает Вова, ну это же Аня по-нашему.
– Анечка, - говорит он стюардессе по-русски, - принеси нам с - он оборачивается в мою сторону и понимает, что не знает, как меня зовут. Принеси нам что-нибудь выпить, а то...
Стюардесса улыбается, бросает:
– Айне моменте битте - и уходит. Вместо нее приходит уже другая. Это уже не юная белокурая красавица, а женщина средних лет, среднего телосложения и понятно, что она не будет отпрыгивать от Вовиных объятий и вполне может за себя постоять.
– Что вы хотите, - спрашивает она по-русски.
– Нам бы выпить чего-нибудь, - говорит Вова.
– Чай кофе, сок, кола, пиво, - перечисляет стюардесса.
– Не, нам бы водочки. Маленькую. Он показывает размер между мизинцем и большим пальцем руки.
– К сожалению, водки нет, есть виски, но только в бизнес классе.
Вова встает и обнимает стюардесу.
– Тебя как зовут? Меня Вова зовут. Вот послушай. Он уводит ее на несколько шагов в сторону выхода.
– Я это виски, это ж хуже нашей самогонки, ты пойми, я десять лет в России не был...
Я рада, что Вова ушел, и я не слышу, о чем он говорит. Я ковыряю вилкой в омлете, пытаясь выковырять кусочки колбасы, и размышляю на тему, почему у немцев такая любовь к яйцам. Возвращается очаровательная Хана и предлагает кофе. Кофе очень хочется, но этого кофе, нет, не хочется, спасибо, можно чаю? С лимоном конечно, спасибо.
– Данке шон!
– девушка стремительно проскакивает передние ряды, где расположился Вова с другой стюардессой. С ними все в порядке. Вова сидит ко мне спиной, и его лицо я не вижу, зато вижу счастливую стюардессу.
Я смотрю вниз, в иллюминатор на ровные квадратики земли и размышляю: это еще Германия или уже Польша. Мне почему-то ясно, что это не Россия, нет у нас таких квадратиков, да и быть не может. Вскоре квадратики пропадают в сплошной облачности. Какое-то время мы летим навстречу солнцу, и я, любуясь блестящими в солнечных лучах облаками. Затем самолет немного меняет курс, солнце начинает светить в лицо, я закрываю шторку и пробую уснуть.
– Да кстати,- Вова плюхается на свое место,- ты, где живешь?
– давай вместе такси закажем, а то у меня русских денег нет, – выдает он коммерческое предложение.
– Меня будут встречать, - заявляю я самоуверенно, хотя никакой уверенности у меня нет. В любом случае везти Вову в Купчино я не хочу.
– А тебя что мужик здесь? – удивленно спрашивает Вова.
– Да, - отвечаю я, не желая вдаваться ни в какие подробности.
– А что ты в Америке делала?
– недоумевает он.
– Работала, - спокойно отвечаю я.
– Работала? – Вова искренне удивлен
– Это этой, как ее там, аейпаер, с детьми, что ли сидела?- продолжает он меня настойчиво допрашивать.
– Нет, не с детьми, - мне не хочется ничего ему говорить, и я хочу, чтобы он отстал.
– Да что ты прям как китаец какой-то, – Вова надулся и покраснел, он просто вне себя от негодования, - ты, что нормально сказать не можешь, почему из тебя нужно все клещами вытаскивать?
– Я работала на компьютере, программы писала.
Он меня уже достал, но я понимаю, что сбежать в самолете мне некуда.
– А ты в компьютерах шаришь! Так за это сумасшедшие бабки платят.
У Вовы загораются глаза:
– Случай у меня друган есть, он как раз этим занимается, хочешь, я тебя с ним познакомлю, ему позарез компьютерщики нужны.
– Нет спасибо, не надо, у меня все есть и работа тоже.
Я уже не знаю, как от него отделаться, и смотрю по сторонам в надежде на спасение.
– Дай мне свой телефон,
Вова шарит по карманам, находит карандаш, отрывает клочок бумаги журнала, который лежит в кармане кресла и готовиться записать номер.
– Нет у меня телефона, - я судорожно думаю, что бы такое поправдоподобнее соврать, - я буду квартиру покупать, - машинально произношу я.
Вова задумывается, и царапает по бумаге карандашом.
– Вот. Позвони, завтра. Нет завтра не надо, лучше послезавтра. Послезавтра обязательно позвони! У меня друган есть, ему во как (Вова проводит ладонью по горлу) компьютерщики нужны.
Я беру огрызок бумажки, кладу в карман. Наконец приходит мое спасенье - загорается табло «пристегните ремни». Самолет ныряет сквозь облака, и в иллюминаторе появляются до боли знакомые очертания родного города. «Я вернулась, в мой город, знакомый до слез», - выплывает из памяти. «Гуд бай Америка...».